– А за что? Он не украл ради наживы, он не торговал чужой бедой. Он просто хотел, чтобы дети не умерли с голоду. Это разве преступление?
В его голосе не было злости, не было обиды. Только твёрдость, понимание, принятие.
И я тоже не могла осуждать.
Позже Павел познакомил меня со своей матерью.
Зима выдалась особенно суровой. Мороз щипал щёки, снег скрипел под ногами, укладываясь мягким пушистым покрывалом на землю. Мы шли пешком, потому что у Павла не было своего транспорта, а я, несмотря на холод, чувствовала какое-то приятное волнение.
Какая она, женщина, которая одна подняла троих детей? Будет ли она доброжелательной? Примет ли меня?
Дом оказался небольшим, но крепким, с заиндевевшими ставнями и трубой, из которой валил густой дым. Мы подошли к крыльцу, и дверь тут же распахнулась, словно нас уже ждали.
– Проходи, моя девочка, не стесняйся! – голос Лидии Ивановны был тёплым, обволакивающим, как шерстяной платок.
Я поспешно сняла дублёнку, пуховый платок, отряхнула валенки от снега. В доме было тепло, пахло печёными пирогами, топлёным молоком и чем-то ещё, родным и уютным.
Лидия Ивановна оказалась женщиной невысокой, крепкой, с добрыми голубыми глазами. В её облике не было старости, но годы тяжёлой работы наложили на лицо следы усталости – тонкие морщины у глаз, твёрдость в движениях, привычку держаться собранно.
Мы ещё не успели толком присесть, как она заговорила:
– Ну, когда свадьбу играть будем? В мае самое время. Не холодно, не жарко.
Я едва не поперхнулась воздухом.
Павел, кажется, тоже. Он растерянно посмотрел на мать, а та, будто не замечая нашего замешательства, продолжала:
– Только вот с жильём беда… У нас есть сарай, летом там можно пожить. А там, глядишь, завод вам квартиру даст!
Я не знала, как реагировать. У меня не было никаких планов, я даже не думала о свадьбе, а тут уже и жильё мне нашли!
Я украдкой посмотрела на Павла. Он молчал, но не протестовал. Просто кивал, словно знал, что спорить бесполезно.
Внутри всё смешалось – смущение, удивление, тихая радость. Я не была уверена, что готова к такому повороту, но одно я знала точно: в этом доме меня приняли, как родную.
Свадьба без предложения
Через несколько месяцев мы поженились.
Свадьба была скромной, но весёлой – такой, какими тогда были почти все свадьбы. Без дорогих ресторанов, без пышных белых платьев с длинными шлейфами, без профессиональных фотографов, которые могли бы запечатлеть каждый миг. Всё было просто, по-советски. Собрались родные, соседи, друзья с завода. Кто-то принёс самодельные закуски, кто-то поставил на стол бутылку водки, а Лидия Ивановна сама испекла огромный каравай, который разламывали и раздавали гостям.
Я стояла в скромном голубом платье, которое сшила сама. Тогда мало кто мог позволить себе дорогие наряды, да и выбора в магазинах было немного. Белые платья шли по разнарядке для официальных свадеб, а у нас была свадьба домашняя, «для своих».
За столом гремели тосты, смеялись, пели частушки, кто-то уже вовсю отплясывал под гармонь. И только один человек смотрел на меня с выражением крайнего недоверия.
Елена Петровна.
Она сидела в углу, не ела, не пила, а только качала головой, хмуря свои суровые брови. Её возмущение наконец прорвалось наружу, когда мы с Павлом встали, чтобы принять поздравления.
– Да что он в тебе нашёл? – покачала она головой и даже всплеснула руками, будто не могла поверить в происходящее.
