В полярной преисподней - страница 3



В таком настроении он явился однажды на допрос к Чолобову.

– Итак, гражданин Майер, – сказал тот, сев за стол и бросив перед собой распечатанный конверт, – мы получили ответ из Алёшкино на наш запрос о вашем пребывании там.

– От Любы?! Она жива?!

Александр подпрыгнул на стуле.

– Жива, жива.

– Что, что она ответила?!

Жизнь вскипела в нём и вырвалась из-под гнёта. Никогда Сашкино сердце не билось так сильно и так часто.

А Чолобов не спешил. Он долго доставал письмо из конверта и, расправив лист, наконец сказал:

– Ну слушай, что написала твоя подружка: «С Александром Майером я была знакома зимой тысяча девятьсот сорок первого – сорок второго года. Знаю его как верного советского человека, преданного нашему народу. В декабре он узнал, что немцы намерены провести тайную операцию по поимке советских парашютистов, и сообщил мне об этом. Он достал мне пропуск, по которому я вышла из деревни. Я прошла пятнадцать километров и предупредила наших. Они успели уйти. Это были командиры Красной Армии и радист. Их прислали для руководства партизанскими отрядами в нашем районе. После этого действия партизан против оккупантов стали намного активнее. Я ручаюсь за Александра Майера, в чём ставлю свою подпись: Любовь Васильевна Воронова». Вот тут характеристика на Воронову, что партизанка, награждена орденом Красной Звезды. Сейчас она работает в Алёшкино председателем сельского совета.

– И что теперь? Я свободен?

– Ишь какой шустрый! Я не знаю, что теперь. С одной стороны, тебя надо наградить за спасение, по всей видимости, очень важных офицеров. Но, с другой стороны, ты не явился добровольно для отправки на Родину. А что это значит – отказ от возвращения на Родину? Это приравнено к попытке бегства из СССР, то есть, к измене Родине, а это статья 58-1а. За это положен расстрел. Между наградой и расстрелом какая получится средняя арифметическая?

– Я не знаю.

– Вот и я не знаю. Это может решить только суд. Смягчающие обстоятельства у тебя есть, я о них не умолчу в «Заключении», ну а там, что скажет суд.

И суд вычислил среднее арифметическое. У него получилось семь лет исправительно-трудовых лагерей. И Александра Майера отправили за Полярный круг в Воркуту.

Воркута

В конце января поезд притащил Александра Майера в Воркуту. Стоял жуткий мороз – градусов сорок, но на перроне почти до колена лежал снег. Над Воркутой вставало тусклое северное солнце.

На Сашке был бушлат и старые, до него неизвестно кем ношенные валенки, выданные ему в ПФЛ перед отправкой в Воркуту. Под бушлатом был ещё пиджак Пауля Вестенфельдера, подаренный ему Эльзой в первое утро их знакомства, и в котором он в последний раз пошёл на работу в мастерскую господина Квислинга. Сейчас ему казалось, что это было сто лет назад и с кем-то другим.

Конвой завел его и человек тридцать приехавших с ним зэков из арестантского вагона в здание не то склада, не то конторы.

Майер украдкой достал из внутреннего кармана самый дорогой подарок Эльзы и, отвернувшись, не доставая из-за пазухи, взглянул на циферблат. Часы показывали двадцать минут девятого. Под стрелками значилась дата: двадцать пятое января.

Девять месяцев назад он с фрау Вестенфельдер дрались под кипарисами с американскими солдатами. Он вспомнил, как нёс её домой, каким лёгким и тёплым было её тело. Потом случилось то, отчего, обычно через девять месяцев, рождаются дети. Значит в ближайшие дни Эльза должна родить ребёнка – его ребёнка, а может уже родила. Ребёнок кричит, сучит ручками и ножками, Эльза кормит его грудью и думает о нём. А он сидит на вокзале в Воркуте и ничего не знает, и она не знает, что он в Воркуте, и на улице сорок градусов мороза.