– Придётся ампутировать, – сказала как отрезала. – Мойте руки, товарищ уполномоченный, будете ассистировать. Остальных не смею задерживать.
«Завтра же утром уеду, – решил Боровко, – гори оно всё синим пламенем!»
«Остальные» вышли во двор. Охранники с Митяем повернули к казарме, Егор с Ильёй побрели к бараку. Suum cuique [4], как говорится. Только замер вдруг Егорка, взглянув на звёздное небо со всполохами от крыл Каленик-птицы [5] над еловыми вершинами, и так ему жить и любить захотелось, аж до светлых слёз.
– Ну, чего встал колом? – С Ильи на сегодня хватило, едва ноги волок.
– Пойду Настёну попроведаю. – Словно крылья кто приделал, враз усталость сошла.
Илья только рукой махнул и побрёл дальше. А Егор потихоньку вошёл в семейный барак, прокрался к знакомой занавеске, заглянул. Дети валетом, сопят, а она вмиг глаза открыла, как почуяла.
– Егорушка! – Сладким шёпотом. – Живой! Я извелась вся.
– Любимая!
– Ну кто тама! – Басом гаркнула баба за две шторки от Насти. – Голубки! Идите голубиться на мороз, здесь дети спят.
– Выдь, я там подожду, – шепнул Егор и выскользнул наружу.
Прислонился к стенке, сердце забилось, сейчас выскочит. Вот и милая, валенки на босу ногу, потёртая шубейка на старенькую сорочку. Егор рванул ватник, прижал к себе Настёну, не оторвать.
– Тихо, задушишь!
– Пойдём ко мне. У нас не прогонят.
– Боязно.
– Не бойся, завтра объявим, что пожениться решили, может, не отправят тебя тогда с уполномоченным. – И прижал ещё крепче.
Вдруг холодом сзади в шею, как тогда, на кладбище. Повернул голову направо и забыл про радость жизни. Огромная чёрная туша с горящими зелёными глазами стояла горой у стены, словно подслушивая жаркий любовный шёпот. То ли человек, то ли зверь на задних лапах. Луна светила ему в левое медвежье ухо, золотила мохнатую шерсть, на макушке белым пятном отсвечивала. Ош ловил влажными ноздрями воздух, наконец, учуял человечье тепло и пошёл на Егора вразвалку, вытягивая морду, чтобы не сбиться с запаха.
– Не поворачивайся, Настя. Не кричи. Сзади медведь. – Одними губами, почти без звука прошептал и стал потихоньку Настасью за себя задвигать. Вот бы вилы-то сейчас! Беда, оставил их у входа в барак. Кабы до них-то?!
Косматая махина, высотой метра три, медленно приближалась, фыркала, принюхивалась, словно прикидывая, с какого конца взяться за человечину. Егор отчётливо видел в свете луны огромные жёлтые клыки нижней челюсти и свисающие из углов приоткрытой пасти замёрзшие нити слюны, что покачивались в такт шагам зверя.
– Эй! Пошёл вон! Что ходишь здесь! – Заорал Егор и толкнул Настю за угол. – Настя, вилы кинь! У порога стоят!
От неожиданности ош остановился, шкура его передёрнулась и вздыбилась на загривке. Зверь присел, зарычал и, сделав два мощных прыжка, мгновенно оказался рядом. Вдарил тяжёлой лапой, снося вместе с ватником мясо с левого плеча Егора. Он упал на живот. Ош поддел зубами ватник на спине, прокусил лопатку и подбросил человечишку вверх. Шмяк об землю!
Душераздирающий визг мгновенно отвлёк зверя от мясной игрушки. Это Настя визжала на такой высокой ноте, что всё оглохло вокруг. Ош опешил, но тут же двинул к девушке, забыв про Егора. А Егор собрал последние силы, приподнялся на правой руке, левая висела плетью, перевернул разбитое тело и обомлел от увиденного. Зверь обнюхивал окаменевшую от страха девушку. Всю, от голых коленей до раскрытого рта. Живот, грудь, подмышки, шею под волосами… втягивал ноздрями девичий запах, словно млел.
