– Ну, что? – спросил Вежев.
– Он согласен, – ответил Митяй.
Боровко оглядел импровизированный отряд. Близнецы Вень да Гень из вольнонаёмных, с трёхлинейками наперевес. Два спецпоселенца с вилами. Митяй с избитым дядей, безоружные. Вежев и сам Боровко с наганом. Хороша армия. Но, кажется, ничего другого не остаётся. Да и грела где-то в душе дурная мыслишка, как будет хвастать потом медвежьей шкурой, дескать, сам людоеда завалил.
– Лыжи-то наберёшь на всех?
– Найдём, – ответил Вежев.
Полчаса на сборы, и отряд выдвинулся в тайгу.
________________________
По тяжёлому мартовскому снегу, след в след, медленно двигались восемь человек. Впереди, прокладывая путь, шёл Вень. Замыкал цепочку Гень. Время от времени они менялись, но все уже запутались кто из них кто. Вторым шёл Вежев, за ним безоружные охотник и Митяй. Следом Егор с Ильёй.
Предпоследним – Боровко. Он давно понял, что никакого логова они не найдут. Не стал бы медведь сквозь буреломину тащить труп в такую даль. Ну час пути, ну два. Они же шли – на четвёртый перевалило. Погода портилась. Около десяти часов заиграла пурга, стеной повалил снег. На севере оно так – вот только что сквозь серые тучки пробивалось солнышко, а через минуту – завьюжило, и дальше собственного носа ничего не видать.
– Надо возвращаться, товарищ комендант, – обернувшись к Вежеву прокричал ведущий Гень-Вень. – След замело.
– Ладно, – ответил Вежев, – привал! Переждём. Может, развеет. Костёр, что ли, развести?
– Какой тут костёр, всё завалило. Собственных следов не найдёшь.
– Это ты брось! Компас есть. Не потеряемся.
Ветер крутил между деревьями, казалось, дул со всех сторон, лепил снегом в лицо. Группа скучилась под разлапистой елью. Срубили нижние ветки на подстилку. Уютный чомик[1] получился, сели вокруг ствола.
– Эй, Вань Степ, надолго снег зарядил? – Спросил Илья. Егор толкнул его в бок локтем, чтоб не высовывался.
Охотник сидел с другой стороны и что-то бормотал на своём.
– Дарук Паш крутит, следы путает, – ответил за него Митяй. – Дядя правду говорит. Ничего не выйдет. Надо возвращаться.
– А что он там бубнит?
– Перед ёлкой извиняется, что потревожили, разбудили. Просит спасти от непогоды.
– Ну что я говорил, – шепнул Вежеву Боровко, – язычник. Как крестились, чтоб отстали, так и советскую власть вид сделали, что приняли, а сами… Колдуны у них, ёлкам молятся… Как с такими коммунизм строить…
Три часа по бурелому кого хочешь уморят, да ещё ночь бессонная. Егор и не заметил, как убаюкала его непогода. И вскоре так тепло стало, как дома у печки. Рядом Илья привалился, снегом по горло запорошён. Боровко, Вежев… Вень и Гень спят, в ус не дуют, а на лицах уже и снег не тает. Метель улеглась. Тихо так, сумерки из белá в синеву набегают.
Вдруг ухнуло что-то рядом, словно подушку мокрую кто сверху бросил, и снег на лицо сугробом. Открыл Егор глаза, а рядом, рукой схватить, тетерев ошалевший из снега шею тянет. По-птичьи то одним, то другим глазом смотрит на Егора с изумлением из-под красной брови: «Это кто ещё такое?» Опомнился, забил крылами, еле взлетел.
Вскочил было Егор, а ноги не идут – отказали! Сел обратно, где сидел, давай по ногам стучать и оглядываться, не поймёт где он, как здесь оказался.
– Эй, Илюха, вставай! Разминайся!
Сам присел, встал, присел, встал, закололо всё, заболело – заработали ноги-то! И вокруг проснулись, вроде живы, завозились, зашевелились, а уж кто какие места поотморозил – дома разберутся. Выходит, птице спасибо, так бы и не заметили, как замёрзли насмерть! «Тоже, видать, спал-спал краснобровый под метель, да и упал с ветки», – подумал Егорка. Не знал, что тетерева на ночь в снег нарочно с дерева ныряют. Ну теперь и вы знаете.
