– А где Вань Степ?
А нету! Как и не было. И ружьишко своё прихватил.
– Эй, Митяй, где дядя твой?
– Кто ж его знает. Он лесной человек. Ищи его…
– И колдуна не боится?
– Он заговорённый. И ружьё у него с заговором. И пояс. И пурт [2]. Его так не возьмёшь.
– Выходит, он тоже колдун?
– Выходит, выходит. К дяде моему в сети зараз, бывало, по двадцати рябчиков набивалось. Сети тоже заговорённые у него. У нас так. Кто работящий да удачливый, тот и колдун.
– Да и у нас так же, – ляпнул Илья и тут же опять получил от Егора локтем в бок. Но всё же добавил шёпотом. – Своим горбом работали, а в кулаки записали.
– Да, дела… Как не погибли здесь… – сменил тему Боровко, натирая щёки снегом.
«Видать, не хотел колдун нашей смерти», – подумал Егор, но смолчал, понял, что остальные того же мнения, потому и притихли, дурака празднуют. Вежев во всём виноват. Кабы не его придурь, сидели бы сейчас у печки.
– Надо выбираться, товарищ комендант, почти стемнело.
– Сам знаю! Митяй! Во главу колонны! Туда, – Вежев сориентировался по компасу, махнул рукой направление, вполголоса добавил, – и винтовку свою забери.
На кладбище вышли в ночь. Широкая поляна, покрытая бархатом нетронутого снега, играла под луной колдовскими искрами, сбегáла к посёлку и заметённым по крышу баракам. Лишь отчётливо выделялись на белом чёрные кресты и холмы общих могил. Тишина стояла мёртвая, ветер утих совершенно. Месяц был яркий, на мороз.
Семёрка измученных людей разбрелась цепью. Всё происшедшее казалось глупым сном, словно морок заставил людей тащиться по дикому лесу, искать себе на cитан [3] приключений. Каждый мечтал, что вот-вот окажется пусть не дома, но уж точно возле какого ни есть тёплышка, скинет обувь, тяжёлую, давящую на плечи одёжу, выпьет из дымящей кружки чаю или покрепче чего, съест хотя бы хлеба краюху. А если мясного горячего похлебать, то и дальше можно жить! Без мяса на севере всё равно, что без воздуха. Вот, например, супчик из рябчика – нежный, духмяный, с лесными травами и клюковкой сверху для кислоты – лучше всякого куриного бульону усталость и хворь лечит.
– А-а-а!!! – Дико заорал Вежев. Эхо понесло его боль по белому полю замёрзшей реки и откинуло назад от чёрной стены елей на другом берегу.
Остальные не сразу поняли что случилось, вскинули ружья.
– Капкан, сука-а-а! Он мне ногу слома-а-ал!
Все замерли, как вкопанные. Каждый боялся шевельнуться. Первым сообразил Митяй. Перевернул винтовку и начал тыкать прикладом вокруг. Брёл к Вежеву, как по минному полю. Боровко мигом вспомнил схему и крикнул ему:
– Не боись! Один вот там стоит, у леса, второй ближе к вышке, я покажу потом.
Только тогда подбежали, подняли Вежева, разрыли чёрный под луной от крови снег. Капкан захлопнулся плотно, перебил ногу повыше щиколотки, раздробил кость. Снять его сейчас не смог бы никто. Туго перевязали ногу ремнём под коленом, аккуратно уложили стонущего коменданта на связанные его лыжи и тихонько потащили дальше. Митяй вперёд помчался, будить фельдшерицу.
Ввалились в медпункт всем скопом, занесли Вежева, водрузили на стол, принялись раздевать, штанину разрезали. Илья с Егором так и стояли с вилами у дверей, как королевские гвардейцы, только худые и одеты победней. Пришла старушонка сухонькая, бывшая питерская эсэрка Искра. Ещё при царе фельдшерские курсы кончала. Всю жизнь в лесу просидела. Сперва как бомбистка, потом как троцкистка. А была Анна Павловна Смирнова хороша в своё время, чуть замуж не вышла за одного штабс-капитана. Помолвочное колечко до сих пор у сердца хранила. Ну да что теперь-то…
