В сердце Антарктики - страница 47

Вместе с тем сильно тревожило меня и здоровье капитана Ингленда. Он казался совсем больным, очевидно, напряжение, вызванное постоянной плохой погодой и трудностями плавания во льдах, сильно отразилось на его здоровье.

Вечером 29 января мы сняли деревянный футляр с нашего автомобиля и поставили последний на колеса – я собирался попробовать его на льду. Дело это было поручено Дею, который скоро и привел машину в действие: уже на следующее утро 30 января, несмотря на низкую температуру, машина работала исправно. Надо было испытать, как она будет действовать на льду, покрытом довольно толстым слоем снега. Мы выбрали более легкие колеса с шинами Денлоп и нескользящие цепи, полагая, что в данном случае нет надобности пользоваться колесами тяжелыми.

Днем поднялся свежий юго-восточный ветер со снежной метелью, и судно скоро приняло совершенно зимний вид. Два-три раза оно срывалось с якоря, и льдины, к которым оно было прикреплено, уплывали к северу. Хотя льдины эти и были длиной всего около сотни метров, у нас все же появились кое-какие надежды, чувствовалось, что лед начинает ломаться.

Весь день косатки во множестве показывались у края льда и выдували столбы пара. Они часто проходили под самым бортом, и от времени до времени мы могли наблюдать, как они выставляют голову над краем льда и высматривают, нет ли тюленей. Раз как-то мы увидели тюленя, который стрелой вылетел из воды на лед и помчался по его поверхности с такою поспешностью, какой никак нельзя было ожидать от неповоротливого животного. Он прополз по крайней мере четверть мили по льду, пока остановился, чтобы передохнуть. Минуту-две спустя причина этой поспешности обнаружилась: надо льдом поднялась голова косатки, высматривавшей жертву.

Мы освободили большинство креплений, удерживавших конюшни, чтобы не было никаких затруднений, когда понадобится вывести лошадей, и чтобы сделать это тогда возможно скорее. Бо́льшая часть наших бедных животных находилась в очень плохом состоянии. Казалось, почему-то белые лошади лучше перенесли тяжелые условия погоды, чем лошади частично окрашенные. Все они были, по-видимому, очень довольны тем, что судно стояло, после перенесенной ужасной качки. Бока большинства лошадей были стерты из-за постоянных ударов о стены их стойл, а Зулу была в таком плохом состоянии, что я решил ее тут же застрелить. У нас оставалось, таким образом, только 8 лошадей, и, надо сказать, мы считали себя все же счастливыми, что потеряли в пути лишь двух животных.

До сих пор наше путешествие протекало без всяких несчастных случайностей, но тут утром 31 января, когда мы все были заняты выгрузкой запасов из кормового люка, чтобы подготовить их к переброске на берег, вдруг железный крюк на талях выскользнул из рук, качнулся через всю палубу и ударил Макинтоша, попав ему в правый глаз. Макинтош упал на палубу от страшной боли, но через несколько минут все же смог при помощи товарищей дойти до каюты Ингленда, где Маршалл его осмотрел. Выяснилось, что глаз сильно поврежден и не будет видеть, пришлось подвергнуть Макинтоша операции под хлороформом, и Маршалл, ассистируемый доктором Мичеллем и Мак-Кеем, удалил ему пострадавший глаз. Я убедился при этом, к своему большому удовлетворению, что экспедиция обслуживается врачами, стоящими на должной высоте. Макинтош горько оплакивал потерю глаза не столько из-за уменьшения способности зрения, сколько из-за того, что эта несчастная случайность не позволяла ему теперь оставаться с нами в Антарктике. Он просил разрешить ему остаться, но Маршалл категорически этому воспротивился, доказывая, что он нуждается в тщательном уходе и в очень осторожном пользовании зрением, так как иначе может потерять и второй свой глаз. Пришлось согласиться, и на некоторое время экспедиция потеряла одного из самых ценных своих сотрудников. Пока мы ожидали, таким образом, у края льда, я считал полезным, чтобы небольшая партия отправилась к мысу Хижины и разузнала бы, в каком состоянии находится хижина, оставленная там экспедицией «Дискавери». Можно было думать, что за пять лет она совершенно занесена и разрушена снегом. Я решил послать Адамса, Джойса и Вильда, поручив Адамсу побывать в хижине и на следующий день вернуться на судно. Мы находились примерно в 16 милях (26 км) от мыса Хижины, и на следующее утро назначенная партия отправилась, забрав с собой некоторый избыток провизии на случай возможной задержки и лопаты для того, чтобы отрывать хижину. Для Адамса это был первый опыт путешествия с санями, и такой поход с тяжелым грузом на расстоянии 26 км был вообще нелегкой задачей для людей, которые пробыли больше месяца закупоренными на корабле. Вначале, впрочем, они отправились довольно быстрыми шагами; на несколько миль их сопровождали профессор Дэвид и Коттон. Вернувшись на следующий день, они сообщили, что пришлось идти по старому льду, который не был изломан за предыдущий год, он был фута четыре толщиной и гораздо прочнее, чем тот, которым было остановлено наше судно при его первом приходе.