Впереди показалась Дворцовая площадь. Мы сделали почти целый круг.
– Ты не устала? – спросил я Аню.
– Я часами могу бродить по городу. А это для меня так, разминка.
Вскоре мы оказались у Эрмитажа. Людей на площади было по-прежнему много. Лишь солнце светило уже не прямо над головой, а сбоку – бреющими лучами слизывая пыль с фасадов зданий. На углу Дворцовой площади мы остановились, чтобы проверить, сколько времени у нас осталось, и решить, куда мы можем пойти. У нас в запасе было три часа.
– Значит, так. Сейчас мы пройдем по набережной к Медному всаднику, обогнем Адмиралтейство и посмотрим Исаакиевский собор. Оттуда выйдем на Малую Морскую улицу, – сказала Аня.
– А потом?
– А потом я тебе покажу Питер, которого ты никогда еще не видел.
*
Мы прошли, как Аня и сказала, по набережной, мимо Медного всадника, Адмиралтейства и Исаакиевского собора. Затем пересекли Исаакиевскую площадь и, оставив правее гостиницу «Астория», вышли на Малую Морскую улицу. На набережной мы купили по мороженому, а у памятника Петру Первому нас сфотографировал назойливый фотограф. «Платить не надо. Фото для моей коллекции. Вы хорошо вместе смотритесь», – сказал он. Была неловкость – но чем-то даже приятная. Я стоял слева от Ани и старался выглядеть, как и она, естественно. Получилось ли это у меня, не знаю – этой фотографии я так ни разу и не увидел.
Я думал, что мы пройдем всю улицу до Невского проспекта, но шагов через двадцать Аня неожиданно свернула в какой-то закоулок.
– Куда ты? – спросил я ее.
Аня приложила палец к своим губам и показала, чтоб я следовал за ней. Мы шли по темному выщербленному асфальту. Нас окружали длинные и тощие стены домов, изрядно выцветшие; солнечные лучи тщетно пытались просочиться сверху вниз. Из пушкинского Петербурга мы попали в Петербург Достоевского.
Минуты через две закоулок вывел нас во двор. Тихий, пустынный, заброшенный двор. Таким же поначалу мне показался и стоящий здесь высокий дом странной, изогнутой конструкции. Тщедушные балконы, глухие окна, водопроводные трубы, старые, порыжевшие. Но на веревках было развешано белье, недалеко от нас стоял мусорный контейнер со свежим мусором, да из скрипучих дверей, пока мы стояли, вышли пару раз – дом был определенно жилым.
Я вопросительно посмотрел на Аню. Она по-прежнему не говорила ни слова. Сделав мне знак рукой, Аня направилась к одному из подъездов. Я пошел следом. Мы зашли в дверь и вскоре оказались у лифта. Лифт был таким же старым и ветхим, как и сам дом. Он спускался к нам со сдавленным, тяжелым урчанием. Зайдя внутрь, Аня нажала на кнопку последнего этажа.
– Почему… – начал я отчего-то шепотом, но не закончил.
Аня приложила палец к губам – уже не к своим, а к моим. Это было неожиданно и в то же время абсолютно естественно. Легкое касание – будто ветерок подул.
Лифт остановился, и мы вышли на лестничную площадку. Может, Аня решила зайти в гости к кому-то из знакомых?
Но Аня не пошла ни к одной из квартир. И только тут я понял, куда мы сейчас с ней направимся.
*
Подростком я, как и все мальчишки, очень любил лазать по деревьям. Я забирался на самые высокие деревья и сооружал между толстыми ветками насесты из проволоки. Меня в такие минуты уже никто не мог побеспокоить.
Там, лежа на проволочной решетке, поверхность которой смягчали уложенные настилом листья, и обозревая местность, я испытывал величайшую душевную радость. Мягкий ветерок, подрагиванье зеленой листвы, созерцательное уединение – я лежал, читая книжку, или наблюдал за прохожими, никто из которых меня не замечал.
