*
Аня нарушила молчание, когда мы уже шли по чердаку к крыше. Пробираясь через темное и тесное помещение, я пару раз споткнулся и один раз чуть было не растянулся во весь рост. Аня посоветовала мне включить подсветку на мобильнике, используя его в качестве фонарика. Сама она легко ориентировалась в окружающем пространстве, без труда обходя препятствия, возникающие на пути.
Солнечный свет показался неожиданно – я даже прикрыл глаза с непривычки. Аня уже стояла с той стороны и махала мне рукой. Я переставил ногу на стропила, чуть подтянулся и оказался рядом с ней. На крыше.
Картина была впечатляющей. Крыши домов, словно кусочки мозаики, вместе составляли огромное ржаво-железное полотно с буграми и впадинами, усеянное отростками – трубами и антеннами. Город раскинулся вдаль и вширь. Слева был заметен шпиль Адмиралтейства, справа – крест Казанского собора, сзади виднелся купол Исаакия. Я сразу же вспомнил Анину фотографию.
– Ты фотографировалась где-то здесь?
Аня кивнула.
– Да. В паре крыш отсюда, – сказала она.
Я с минуту стоял, вглядываясь в окружающие меня виды.
– Красиво. Очень красиво, – сказал я. – А почему надо было идти молча? Нас могли услышать?
– Да нет. Считай это данью традиции. – Аня оглядела меня. – Ты в порядке?
– Да.
– Тогда идем. Постарайся держаться рядом.
Аня пошла вперед, по направлению к Невскому, я за ней. Железо под ногами вдавливалось с характерным звуком. Я поравнялся с Аней.
– И часто ты так гуляешь? – спросил я.
– Пару раз в месяц выбираюсь. Когда теплая погода. Летом – чаще.
– Одна?
– Нет. Обычно – с сокурсниками.
– А я последний раз был на крыше, когда еще в школе учился. Но у нас особо не разгуляешься. Дома расположены далеко друг от друга.
– А у нас весь центр можно обойти поверху. Разве это не здорово?
– Здорово, – согласился я.
Солнце сбавило жар, наступал вечер. Я вспомнил, как ждал Аню на площади. Кажется, что это было совсем недавно. Или очень давно. Как быстро летит время – или не летит.
Мы обошли пару труб и антенну. Поверхность крыш стала еще более пологой. Но Аню это нисколько не смущало. Она шла, не сбавляя шаг.
– Вот здесь настоящая тишина, которую я люблю, – сказала она. – На улицах толпы, а тут – почти никого.
– Мы здесь одни?
– Если присмотреться, можно разглядеть отдельных людей. Кто-то загорает, кто-то вино пьет. Много парочек. Но никто друг другу не мешает. Даже наоборот – есть ощущение единения. Как будто мы все являемся хранителями большой тайны.
Мы оказались у стыка двух крыш, одна из которых была на метр ниже другой. Зазор был небольшим, но заметным. Я повернулся к Ане, чтобы предложить помощь: но Аня сама легко и изящно спрыгнула с одной крыши на другую.
– Ты никаким спортом не занимаешься? – спросил я у Ани, когда мы преодолели очередной стык.
– Нет. Если не считать за спорт танцы дома перед зеркалом. Хотя в школе мне прочили блестящее спортивное будущее: я хорошо бегала.
– Спринтер?
– Стайер. Я из тех, кто долго запрягает. Типичная провинциалка.
В ее словах была обаятельная самоирония. О своих слабостях Аня говорила непринужденно, так, что сомневаться не приходилось: ее недостатки – продолжение достоинств.
Мы шли, спускаясь и поднимаясь, огибая трубы, антенны, выступы – и мне ни разу в голову не пришло спросить Аню, а куда мы собственно идем. Здесь, наверху, ощущение времени и пространства было совсем другим. На высоте цель растворялась, а бесцельность, наоборот, обретала важный смысл.
