Она заметила его и, широко улыбнувшись, махнула рукой.
“Привет, фотограф! Рада, что ты пришёл. Готов окунуться в безумие?” – крикнула Скарлетт сквозь грохот музыки, от которой, казалось, вибрировали все внутренности. Она махнула рукой бармену, и тот тут же принёс Майклу стакан минералки, а ей – какой-то ядовито-розовый коктейль, похожий на средство для мытья окон.
Майкл кивнул, чувствуя, как адреналин смешивается с робким любопытством. Шагнув внутрь клуба “Венера”, он сразу же окунулся в густую, одурманивающую атмосферу ночного мира. Басы сотрясали грудную клетку, стробоскопы резали глаза, а толпа, состоявшая из самых разных персонажей, двигалась в каком-то бессвязном ритме.
Клуб был полон: тут были и холёные типы в дорогих костюмах, и разодетые девицы на шпильках, и панковатые подростки с пирсингом, и уставшие официанты, и охранники с каменными лицами. В воздухе витал плотный запах дешёвого алкоголя, сладких духов, сигаретного дыма и пота.
Скарлетт, заметив его некоторую растерянность, взяла его за руку и повела через танцпол, ловко лавируя между танцующими телами. “Не бойся, – крикнула она ему на ухо. – Здесь свои правила, но в целом всё просто: будь собой, делай, что хочешь, и не парься из-за чужого мнения. И помни: всё, что ты здесь видишь, остаётся здесь”. Она подмигнула и добавила, глядя на его минералку: “У тебя что, аллергия на алкоголь? Да брось, здесь все немного сумасшедшие. Расслабься!”
Она подвела его к небольшому столику в укромном уголке. “Это мой наблюдательный пункт, – пояснила она. – Отсюда открывается отличный вид на всё это безумие”. Затем Скарлетт наклонилась к нему и доверительно сказала: “Только смотри в оба. Этот город – как джунгли, а тут, в ‘Венере’, собираются самые разные хищники.
Майкл сел за столик и достал камеру. Он начал делать снимки, словно пытаясь зафиксировать всё, что видел вокруг. Он снимал танцующие пары, чьи тела сливались в экстатическом танце, снимал смеющихся людей, чьи лица были искажены гримасой безудержного веселья, снимал уставшие лица барменов, протирающих стаканы, снимал отражения в зеркальном шаре, кружащемся под потолком. Он пытался уловить суть этого места, запечатлеть его атмосферу, показать его правду.
Через некоторое время он увидел, как на танцполе вспыхнула драка. Двое подвыпивших парней, толкавшихся локтями, вдруг сорвались и начали осыпать друг друга ударами. Охранники тут же подскочили и разняли дерущихся, но Майкл успел сделать несколько снимков.
Эти фотографии вызвали у него смешанные чувства: с одной стороны, отвращение и разочарование, с другой – интерес и даже сочувствие. Он подумал: “Что заставило этих людей потерять контроль над собой? Что скрывается за их агрессией?”
Вскоре на сцену вышла певица. Она была одета в сверкающее платье, которое, казалось, было сшито из одних блёсток, а ее лицо было скрыто под слоем яркого макияжа. Она начала петь песню о несчастной любви, и в ее голосе звучала такая боль, что Майкл не мог не сочувствовать ей. Он снимал ее, пытаясь передать трагизм ее образа.
Но его взгляд вдруг привлекла девушка, сидевшая в затемнённом углу клуба. Она не танцевала, не смеялась, не пила. Она просто сидела, молча глядя в пустоту. В ее глазах читалась такая грусть и такая безнадёжность, что Майкл не мог отвести от неё взгляда. Он почувствовал, что должен подойти к ней, поговорить с ней, узнать ее историю.
