– Маманя, чиво их зря тянуть усё улажу, тады их и повязу, а то туды двадцать пять километров, нихай спять. Петю нихай Нюра няньчить.
Она, перекрестившись, вышла, взяв с собой документы и записку. Ещё до восхода солнца вышла из хутора на слегка накатанную степную дорогу навстречу багровому восходу. От хутора до поселка Красная Таловка ни одного населенного пункта, степь да овраги, заросшие дубами, терном, боярышником, заселенные волками, лисами.
Она шла, оглядываясь по сторонам и назад, и увидела сзади приближающуюся бричку с деревянной бочкой, наполненной молоком, и подумала: «Энто, наверно, дед Захар молоко везеть у Волошинский молокозавод».
Догнав её, дядька Захар остановил коней.
– Тпру. Здорово, Раиса, а я думаю, и каво ж энто нелегкая несеть у такую рань. Ну, садись, подвизу.
– Здорово, дядь Захар, спаси табе, Господи – она залезла на бричку, села рядом.
– Ну, куды правися, гутарь – причмокнул и поддернул вожжами. Кони, покручивая головами, покатили рысцой, чуть приподняв хвосты.
– Да чиво гутарить дитям моим покоя нету от хуторских дитей, как собачата кидаюца на моих уроди они ураги. Мои ж, он уже трое у пионерах. Еду у Таловку, може в интернат сдать.
– Ну а за мужа слыхать чиво? – Он повернулся и глянул на Раису.
– А чиво да ничиво, Пруцаков Иван гутарил, што на тяжелые работы отправили, чи выдюжить там, чи нет, один бог и знаить.
– Ну, Раиса, довязу тибе вон до тэй балки, а там сама поняй. А то ишо увижуть, брычка не моя – колхозная, а ты жена урага народа, и мине ишо пришиють, а то и «ворон» того… – он глянул на неё. – Не обидься, у мине то зла никаково ни на мужа твого, ни на тибе. Ну, уремя смутное, люди ужо волков не бояца, а усё больше людей стали бояца.
Раиса молчала и думала, как жить дальше, если её, овцу, за волка принимают: « Какая ж я волчица, если детей своих не могу защитить от агелов проклятых, сама мытарюсь и детей в мытарство пущаю».
– Дядька Захар, ну чиво я волчица по – твому, чи то люди мине стали бояца, а дети волчата, а? – она вопросительно посмотрела на Захара.
– Ой, ды какая ж ты волчица. Да ни тибе бояца люди, а Совецкую уласть. Вот хто будя с тобою по – хорошему, ну как раньше, кады ишо твого мужа ни трогали, значит и он тоже ураг народа и яво «воронок» забяре. Ну вот, тпру, тпру! Стойте, вороные! – затормозил вожжами дед Захар.
– Слазий, Раиса. На бугор поднимися, а с бугра и школа, и тернат- усё как на ладони.
– Спасибо, дядь Захар, дай бог табе здоровица и чиво не боялся урага народа подвезть.
– Ну да, будя, чи на сибе нёс. Но-но-но, – дернул за вожжи, и кони шагом затопали в гору.
С горы Раиса увидела большое из красного кирпича здание.
Вот так школа, не то, што хуторская, деревянная мазанка. Раиса обрадовалась: «В каком красивом здании, с такими большими окнами будут учиться мои дети».
Во дворе пусто, значит идут уроки. Она тихо открыла дверь и вошла в большой длинный коридор с множеством дверей, на которых были проставлены цифры, а в самом конце коридора на двери было написано: «Директор». Раиса шла на носочках парусиновых чириков, чтобы не нарушить царящую тишину коридора. Подойдя к двери, она тихо постучала, и оттуда приятный мужской голос сказал: «Войдите».
– Здрасьте, вот вам записка, – она протянула навстречу идущему директору школы. Подтянутый, в туго застегнутом кителе, в пышно отдутом галифе и до зеркального блеска начищенных хромовых, собранных в гармошку сапогах, с легким скрипом.
