Подъехав к табору, Осип обратился к цыганкам, сидевшим возле пыхтящего самовара.
– Доброго здоровица, люди добрые, – обратился Осип к женщинам громко разговаривавшим на своем, цыганском языке.
– Здорово, мил человек, – отозвались несколько голосов.
– Люди добрые, дочка он моя, – он кивнул головой в сторону Раисы ещё сидевшей в двуколке. – Чай, рожать засобиралась, а пупок завязать некому. Можа, подмагнете ей чиво? – Осип стоял растерянно возле цыганок.
– Мил человек, цыгане усе могуть, он Зара – молодая цыганка показала на старую цыганку, – она их стольки повязала, и вашему дитю завяжить.
– А ты, родная роженица, слазь и ложись на землю, земля она боль снимаить, вот, вот. А ты, старик, иди лошадь попаси да нашим цыганам байки порассказывай. Милая, чай, роды не первые, – спросила Зара Раису.
– Ой, ой, не первые седьмые! – стонала и вертелась на земле Раиса.
– Легко родишь, легко, – Зара перекрестилась, взяла кусок длинной тряпки, стала на колени за головой Раисы, и положила середину тряпки под грудь и натягиваядавила на ее волнующийся живот, при этом повторяя: – помоги, господи, рабе божей, а зовуть – то тебя как, красавица?
– Раисой мене завуть, – сквозь стиснувшие зубы процедила Раиса.
– Боже, милостливый, помоги рабе божей Раисе, дуйся, дуйся Рая.
Долго ждать не пришлось, с божьей помощью и активным родовым процессом матери словно выпрыгнул маленький розовый младенец. Цыганка – повитуха сделала, свое акушерское дело, и младенец громко закричал.
– Глянь, Рая, сын у табе чернявый, как цыганенок, усе на месте: и ручонки, и ножонки.
Рая с облегчением вздохнула:
– Господи, пресвятай дева Мария, благодарю за рождения сына, кормилица мого. И вам спасибо, – она повернула голову в сторону Зары, державшей ее малыша и протирая его влажной тряпкой.
Зара что-то сказала на цыганском языке стоявшим рядом цыганкам, и те принесли тряпки и стали его туго заматывать. Раиса увидела и хотела подняться, чтобы принести свои.
– Рая, чиво ты, ляжи ишо, – сказала Зара.
– У мине там узол с тряпками и с свивальником, нихай папаня принесеть.
– Нихай у наших согрееца. – Зара туго заворачивала младенца и, завернув как столбика, поднесла к Раисе и положила рядом с ней.
Снова цыганки разговорились, по—цыгански улыбаясь, смотрели на Раису с младенцем.
– Наши девчата хотять, што б ты иво Петром звала у честь нашева Барона, он у нас красивый дюже и хороший человек, да и твой скидываеца на цыганчонка. Обещаешь? – требовательно попросила Зара.
– Обещаю, – сказала и положила на маленькое тельце свою руку.
Полежав часа два, она попыталась встать и взяла малыша на руки.
Дед Осип все это время общался с мужчинами и заметил, что они только говорили о лошадях, о дорогах. Он им рассказал о своем горе и о том, что они были в тюрьме. Цыгане были так далеки от всего происходящего, что ничего и не поняли. Одно только до них дошло: если в тюрьму попались, то что-то значит украли.
Осип увидел, что Раиса встала и подошел.
– Дочка, ну как ты, одюжишь дорогу чи до завтра будем тут?
– Одюжую, там же тоже дети ждуть, – и Раиса засобиралась в дорогу.
– Дочка, дай на унука глянуть, Раиса повернула сына на спинку – Ах ты, мой унучик, на Павловича похож. Хороший ты наш, тьфу плохой, плохой, штоб не сглазить.
– Рая, а може заночуете у таборе, места много. Зара показала на просторы, которые их окружали.
– А если нет, то Мила покормить твого дитя, нихай поцмокчить. – И она позвала цыганку Милу.
