Целый час они болтали. Конечно, большую часть времени капитан молчал, слушая истории хозяйки и поедая пирожок за пирожком, но слушать ее было сплошное удовольствие. Тревога Балма полностью рассеялась, в этой квартире он мог быть беззаботным маленьким мальчиком, который приехал гостить к бабушке, и это положение дел полностью его устраивало. Мадам Офелин рассказала о своей жизни – как она потеряла сначала сына, потом мужа и внука, на глаза ее наворачивались слезы, но она быстро их утирала и переводила разговор на жизнь Балма. Он испытывал огромное уважение к этой женщине: вынести столько страданий, пережить столько потерь, и после этого оставаться такой добродушной и внимательной к другим.
Она обладала удивительной силой, решимостью, которая била через край. Наедине с собой она наверняка страдала, печалилась, но, встречая гостей, переключалась на них и дарила им позитив, заряжала их своей энергией, отдавала каждому частичку своей прекрасной души. Потопы и бури, что встретились на ее пути, не смогли ее покорить, огонь в ней продолжал гореть, никакие стихийные бедствия не были в праве его погасить.
Она рассказала и о Трейси, о том, как они познакомились несколько лет назад, когда девушка заселилась в квартиру, о том, какая она хорошенькая и внимательная, о том, как хорошо она относится к старой мадам Офелин.
– Как-то раз мы вместе с Трейси встретили новый год. В тот раз я должна была отмечать праздник в кругу семьи, с внуком, но у него не получилось. Какие-то дела. Но я понимаю, жизнь молодая, много чего случается.
Она печально улыбнулась и предложила капитану еще пирогов. Балм отказался в третий раз, дело было в том, что он уже давно объелся. В начале он не отказывался от угощений, которые постоянно предлагала ему мадам Офелин, но потом его желудок запротестовал. «Первый раз за последний год я так сытно поел», – думал он.
– В тот раз ко мне зашла Трейси, и я сказала ей, что буду отмечать одна. Она опечалилась, но убежала по делам. Через час она вернулась в платье, неся в руках огромный торт и шампанское. Оказалось, она уходила переодеться и накупить всякого в магазине. Мы отмечали с ней вдвоем, болтали о жизни, а я показывала ей свои фотографии.
Балм взглянул на часы и начал поспешно готовиться к отступлению. Он пытался вести себя мягко, чтобы не расстроить добрую мадам Офелин. В итоге она приглашала капитана заходить к ней, когда ему вздумается, Балм с удовольствием согласился, а еще пообещал починить часы с кукушкой.
Капитан поблагодарил гостеприимную хозяйку и в очередной раз восхитился ее пирогами, – про себя Балм отметил, что таких вкусных он никогда не пробовал, – и вышел из ее квартиры с небольшим, но плотно набитым пирогами пакетом. Дверь затворилась, а Балм взглянул на номер квартиры и с благоговением улыбнулся.
Через пятнадцать минут он уже был в участке. Поезд они пропустили, но решили отправиться в Париж на вечернем, времени до него еще было предостаточно. Как только капитан увидел Трейси, он сразу понял, что сбылись худшие его предположения: на лице девушки, в каждой его черточке, застыла тревога.
Вчера я не смог писать, состояние было отвратительное. Весь день я провалялся в кровати, не в силах с нее подняться. В голове моей постоянно слышались чьи-то голоса, я затыкал уши, пытался читать, но ничего не помогало. Нет смысла говорить о том, что спать мне не хотелось – предыдущая ночь отбила любое желание. Теперь я боюсь сна, ночью я пробовал уснуть часа четыре, постоянно ворочался, оглядывался по сторонам, прислушивался. Я несколько десятков раз проверил все двери и окна, обшарил каждый кусочек своей квартиры, чтобы убедить себя в том, что я в безопасности. Раньше я не был таким тревожным, но теперь страх живет внутри меня, а тревога туманит разум.
