Медальон втоптано лежал в тине с разорванной цепочкой у основания карабинного кольца.
– Берли! Ты просто неповторим! Вот что я тебе скажу, мой друг: спасибо тебе и тысячи раз! Ну, а теперь мы куда? Посмотрим, что имеется впереди нашего пути? И есть ли там кто, или, уже и нет?
Шли недолго, не ожидая встречи с вчерашним днём, но с какой-то острой надеждой во всё лучшее. Макарий чувствовал, что на этом островке Вени-Фени уже нет. Такие, как он, быстро не исчезают и долго-долго мучают белый свет, окрашивая его в безутешно серо-чёрный.
– Вот, Берли, отсюда куда-то истаял этот вчерашний беглец. А вот здесь лежал пакет, брошенный мне этим «Веней-Феней», его тоже нет! Впереди нас – вода! Ну, что, форсируем, или вернёмся назад к Беглой, где нет преград?
Но пёс, угрожающе зарычал и, прыгнув в ржавую болотную воду, переплыл к островку. Макарий, снял с себя одежду, завязал её в узел и бросил на островок. Потом, вскинув рюкзак на голову и поддерживая его рукой, переплыл следом за Берли эту густую болотную муть.
Оказалось, что это совсем не островок, а продолжение густого камыша, который мирно дышал влагой шуршащего дня.
Впереди пробирался Берли, по протоптанному следу, убежавшим Веней-Феней.
– Берли! Мир здесь, какой одетый камышом, а мы бредём с тобой, что нагишом! – подбадривал Макарий словами рифмы своего друга и самого себя.
День уже давно покинул облачный зенит и начал добирался до серого горизонта.
Шли они тяжело, пробираясь сквозь камышовые дебри, что казалось, им не будет конца.
Где-то, закрякали дикие утки, и вороньё, не таясь, добавляло к ним своё безустанное «кар».
Неожиданно эту крякающую вязкость разорвал ужасный крик испуганной птицы. Этот крик пробежал дрожью по телу Макария, как будто призывая к спасению от нагрянувшей беды.
Стало тревожно и совсем неуютно в пути предночном, что вновь закружилось темнеющее небо, и камышовый рост тростника стал ещё выше.
«Держаться, держаться! И нет больше возврата к потере сознания! Да ещё, здесь!», – мысленно приказал себе Макарий, и, стиснув зубы, двинулся за Берли.
Заблистала за камышом небольшая речушка, на которой сквозь сумрак, просматривалось, что-то, тревожно-рвущееся на водной взбудораженной глади.
«Утка, попавшая в рыболовную сеть? Очень и очень похоже на это. Неужели здесь присутствуют люди? И кто они эти неизвестные?», – всмотрелся Макарий в речную трагедию утки.
– Вперёд, Берли, вперёд! Неужели и мы с тобою не люди? Поможем утке, да? Вижу, что ты со мной согласен, на все сто и даже больше! Но тебе оставаться на берегу.
Подбежав к речушке, Макарий быстро скинул одежду на траву и бросился в речку. Он стремился к этой вопящей птице, цепляясь ногами за илистый грунт, за растущие со дна какие-то травы. Утка рвалась и билась о воду, истерзано крича в надвигающую безжалостную ночь.
Это точно была рыболовная сеть, кинутая поперёк этой речушки. С огромным трудом Макарий освободил утку из сети, и она на прощанье, дико вскрикнув, сильно царапнула ему лапами плечо.
«Видимо, это знак благодарности! Спасибо, что рану не затронула!», – невольно улыбнулся про себя, Макарий,. Но потом с тревогой подумал: «Кто же здесь всё-таки обитает? Веня-Феня не мог поставить эту сеть: просто не успел бы, да и где бы он её взял? Значит, здесь кто-то обитает иной, и, может даже не один. Надо убраться поскорее отсюда».
– Берли! Ночь в небе уже взошла и нам бы куда-нибудь прислониться в тепло. Ох, как надо бы! Слышишь, мой друг? Давай пройдёмся по округе и, по возможности, осмотрим, что сможем! Так, ведь?
