– Спасибо, мам!
Мама села напротив и с улыбкой смотрела, как он ест. Вермишель с творогом нравилась Валере с детства.
– Ты в школе-то хоть бываешь?
Валера нарочно медленно пережевывал вермишель. А потом выпалил, словно сиганул с обрыва:
– Я уже работаю. Зачем мне школа?
Мама вскочила из-за стола, несколько раз вдохнула воздух и охнула:
– Валерчик, ты совсем сдурел? Да какая работа без образования!
– Почему без образования? – возмутился Валера. – Семь классов я закончил! Да и вечерка есть… – уже неувереннее протянул он. В вечерку идти не хотелось.
На мгновение мама задумалась, но быстро включила тяжелую артиллерию:
– Отцу сказал?
Валера не хотел втягивать в это папу и отложил разговор:
– Когда я ем, я глух и нем!
Но мама слишком обиделась, чтобы промолчать.
– Да ты… ты… Ты плохо кончишь, Валерчик!.. – от огорчения голос стал тоньше и выше. – В кого ты такой?
– Какой такой? – хмуро огрызался Валера. – Твой сын и так ученый.
Женя впервые растерялась. Она слишком редко, к тому же всегда на бегу, видела Валерчика. Как не заметила, что повзрослел? Самоуверенность, решительность, напор! Вот как разговаривать с ним? Что делать? Опомнилась, когда сын украдкой стал пятиться к двери. Зорко оглядев Валерчика, заметила ушитые брюки от нового костюма и туго свернутый пиджак.
– А куда это ты в таком виде собрался?
И тут сын, с легкостью отбивший тему школьных прогулов, напрягся:
– Ма, ты че! У меня серьезный концерт! Делегаты приезжают!
Женя не отступила:
– А ну, покажи!
– Да пиджак, как пиджак, чего смотреть?
Валерчик упрямо двигался к выходу, и она выхватила сверток из рук. Вздрогнула: у совсем нового, светло-серого пиджака вместо воротника остался жалкий огрызок!
– Что это такое?!
– С-с-стоечка… – забеспокоился Валерчик. – Самый писк…
– Писк?! – гнев захлестнул с головой. – На вечерку перейдешь?! Ах ты, паршивец!
Женя схватила полотенце, чтобы стегнуть сына. Однако Валера легко уклонился. Глаз не отвел, смотрел твердо и бесстрашно, заставив ощутить беспомощность. Словно и не Валерчик, а незнакомый взрослый парень, живущий такой же незнакомой взрослой жизнью.
И тут поняла, где видела этот куцый воротник! Чувства захлестнули. Она подскочила к любимому плакату сына и мстительно рванула со стены. Хотела просто сорвать и бросить на пол, но плакат громко разорвался пополам. Стало вдруг жалко до слез и плакат, и пиджак. Она развернулась, чтобы принять упреки и ответить, что он ведь тоже испортил дорогую вещь! Однако Валера не стал упрекать, а просто ушел. Откуда-то из коридора холодно и безжалостно донеслось:
– Вечером останусь у Домны.
Валера злился. И вовсе не из-за плаката с Элвисом. Просто все шло наперекосяк. Это ведь день триумфа! То, ради чего устроился в портклуб, терпел скучный репертуар вокального кружка, исполнял на «бис» бесконечную классику. И вот звездный час – шестой Всемирный фестиваль молодежи и студентов: он – Валера Ободзинский – выступит в портклубе для иностранных делегатов! Как раз сегодня, чтобы не испортить сюрприз, хотел пригласить на концерт родителей. И такая неудача с мамой! Может, удастся перехватить отца?
– Пап? – заглянул он на кухню.
Отец дочистил картошку и, пересыпая речь шутками, развлекал соседок. Старшина милиции театрально заламывал руки и дрожащим голосом пел:
– Мне сегодня так больно, слезы взор мой туманят…
– Пап, а выйди на минутку…
Пока Валера с гордостью рассказывал отцу о концерте, тот молчал. Резкий переход от веселого шутовства, что выдавал Владимир Иванович на кухне, и недавняя ссора с матерью вдруг отняли уверенность:
