Глава 1
Отправка на фронт (август 1941 года)
Воинская часть, куда я был назначен после окончания училища[1], формировалась в летних лагерях на берегу озера Сенеж. Боевое назначение и номер нашей новой части мы в первые дни не знали. Мы знали твёрдо только одно – мы сразу будем отправлены на фронт. Солдаты на сборный пункт к нам прибывали командами из Москвы – проходящими поездами и потом пешком до лагерей. Там их встречали, сортировали и распределяли по ротам.
Обмундирование новобранцы получали на сборных пунктах в Москве, куда они по призывным повесткам приходили со своими матерями, женами и детьми. Предъявив повестки при проходе железных ворот, они прощались с родными и исчезали в дверях казармы. Потом, через некоторое время, они показывались где-то в узком окне, махали руками и смотрели в толпу, стоявшую за железной оградой. Скомплектованные команды выезжали на машинах с другой стороны.
В наших огневых взводах, нужно сказать, простых солдат-стрелков не было. Нас комплектовали специалистами орудийных и пулемётных расчётов. Среди наших солдат были командиры орудий, наводчики, заряжающие, оружейники, телефонисты. Годами все солдаты были не молоды. Средний возраст их составлял сорок лет. Были во взводе два-три молодых паренька, они выполняли обязанности подносчиков снарядов и патронов.
Нашей части присвоили номер, и она стала называться 297-й отдельный пулеметно-артиллерийский батальон УРа[2] Западного фронта. Мы должны были занять огневые бетонные ДОТы[3] укрепрайона, протянувшегося от Ярцева до Осташкова. Нам этого не говорили, мы этого и не должны были знать.
Прошло несколько дней, в роты прибыли офицеры запаса. Появился и наш командир роты, старший лейтенант Архипов. Ему было тогда около тридцати. Архипов был среднего роста, волосы русые, лицо простое, открытое. У него была добрая улыбка. Но улыбался он не всегда, чаще был сосредоточен и занят делами роты. Он был кадровый офицер и прибыл в наш батальон из другой воинской части. Движения и речь у него были спокойными, команды и приказы он отдавал негромко, без крика. Он вроде не приказывал, а как будто просил. Сначала это было непривычно. На нас прежде орали и от нас требовали подавать команды зычным голосом, а тут был простой деловой разговор. Вскоре мы перестали суетиться, вертеться на каблуках и козырять навытяжку. Его исключительное спокойствие и в первую очередь рассудительность передались нам, и было неудобно подходить к нему чеканным шагом, шаркать ногами и стучать каблуками, как этого требовали от нас в училище.
Вся фигура Архипова и его внимательный взгляд говорили о том, что на войне нужна голова, а не строевая выправка. Дисциплина не в лихости и не в ухарстве, а в простых русских словах. Вот что теперь должно было войти в нашу жизнь. На войне не нужно будет козырять, и бить каблуками. На войне нужна стойкость и выдержка, терпение и спокойствие, точное выполнение приказа и команды. На войне солдат должен понимать тебя с полуслова.
В один прекрасный день нам привезли и выдали каски. Командир роты вызвал нас к себе и сказал:
