* * *
И тут вдруг на снежном покрове правее нашей роты я заметил движение, послышались голоса, стали подниматься солдаты. К нам в роту прибежал батальонный связной. Поступила команда подниматься в атаку. Красной ракеты не будет. Ракетницу не нашли.
Я поднял роту, и мы, раскинувшись в цепь, пошли к руслу реки. Подойдя к краю вскрытого льда, каждый из нас на ходу стал выбирать твёрдую перемычку, по которой можно было перебежать на ту сторону. Повсюду огромные воронки, и весь лёд покрыт водой. Топтаться на месте ни секунды нельзя. А куда ступать? Везде вода под ногами!
Снаряды рвались кругом и рядом. В любую минуту могли ударить и здесь. В любое мгновение роту могли накрыть десятки снарядов.
– Давай вперёд! Быстрей до твёрдой земли! – закричал я и ступил ногой на перемычку.
Солдаты сразу поняли, что к чему.
Слева и справа, насколько было видно, к разбитой кромке взмокшего льда подходила извилистая сплошная цепь солдат. Вот она разорвалась на отдельные куски и скрылась в дыму от разрывов.
Перед нами тоже встали огромные столбы вздыбленной воды, летящие глыбы льда, зияющие холодной стремниной, пробоины. Рота в сотню солдат вдруг замерла на краю водной пропасти от ужаса.
Пулемётного огня со стороны немцев не было слышно. Кругом ревели снаряды и рушилась вода. Под ногами ломался лёд. Перед глазами всполохи огня и непроглядная дымовая завеса. Куда бежать, совершенно не видно.
– Давай вперёд! – закричал я и побежал под разрывы.
Нужно было бежать и бежать вперёд. Топтание на месте смерти подобно! И вот наконец под ногами твёрдая земля. Разбитое русло реки только что пройдено!
Татаринов со своими солдатами сидит под бугром и смотрит на нас. У него глаза вылезли из орбит, когда мы появились на краю воды из смерча и скрежета. Рота Татаринова – сухая и целая. А мы по горло в воде и тут же у него на глазах покрываемся белым инеем. Но это ничего не значит. Татаринов знает, что мне идти на деревню. Приказа никто не отменял. Приказ был. Деревню брать мне. Связь с тылами отсутствует. Приказом не было предусмотрено, что моя рота покроется коркой льда. На снежный бугор, где стоит деревня, должна лезть пятая стрелковая рота.
Я не считал и не стал проверять своих солдат. Сколько осталось живых и сколько ушло под воду. Сейчас важно было, что рота достигла берега, и нужно быстрей подниматься на бугор и занимать деревню. Вся война вот так – быстрей и быстрей!
Немцев в деревне оказалось немного – человек десять, не больше. Увидев нас у крайних домов, они заметались и побежали к середине деревни. Мы перешли улицу у них на глазах, и они, видя, что мы не стреляем, бросились наутёк.
Деревню мы, как говорят, заняли без выстрела. Я прошёл по деревне, вышел на окраину и стал рассматривать впереди лежащее открытое снежное поле.
Через какое-то время немцы опомнились, поставили пулемёт на дороге и дали в нашу сторону несколько очередей. Я велел старшине Сенину ударить по ним из пулемёта.
– Бей короткими очередями! Дистанция двести метров! Бери под обрез дороги! Режь пулемётчика под живот!
Немцы лежали на дороге, а мы стреляли из-за угла избы. Преимущество было на нашей стороне. Получив несколько очередей, немцы сорвались с места и бросились бежать по дороге.
После короткой перестрелки, когда немцы побежали, мы стали преследовать их. Мы шли, всё время медленно поднимаясь в гору.
Где мы перерезали Московское шоссе, трудно сказать. Мы ожидали, что и шоссе, как дорога, будет расчищено от снега. А оно оказалось скрыто под снегом.
