Все мы солдаты кровавой войны!
Где бы рота ни была, в обороне или наступлении, я её «Ванька-ротный», постоянно должен быть среди своих солдат. Стрелок-солдат, когда нужно, не встанет, а когда не нужно, возьмёт и уткнётся в траншею, его оттуда хоть за рукав тащи. У комбата свои дела и заботы, он в бою солдатами не руководит. Он их не знает в лицо и не касается их. Он их даже знать не хочет. Ему нужно держать в руках командира роты, чтобы боевой приказ ротой был выполнен, чтобы в роту была связь и звонкий телефон. Ему приказы сверху идут по инстанции. Это не выдумки или личное желание командира полка. Это приказ дивизии. Что там дивизии, бери выше! Это директива армии и фронта. Нужно взять деревню! Этот приказ и скатывается по инстанции в роту. А как её брать? На то есть ротный и солдаты роты. И вот вызывают к телефону «Ваньку-ротного». Комбат по телефону покрикивает:
– Ты приказ получил? С рассветом возьмёшь деревню! Кровь из носа!
– А как её брать?
– А на кой хрен ты в роте торчишь? На то ты и ротный, чтобы знать, как это делается.
– Потерь будет много!
– Опять за своё? На войне без потерь не бывает. За потери с тебя не спросят! Ты деревню возьми!
Кто же, выходит, гонит солдат на смерть? Опять же – Ванька-ротный.
У командира полка три батальона, а это ни много ни мало восемь рот. Да если прибавить всякой вспомогательной тыловой братии, вот тебе и больше тысячи человек будет. На днях придёт пополнение, в ротах перевалит за сотню, и в полку, считай, за две тысячи «штыков» будет. Тут только смотри, куда их стрелками на карте направить.
Командиру полка не важно, кто там сидит впереди. Он даже фамилии командиров рот не знает. Да и зачем их держать в памяти – сегодня он жив, а завтра его нет.
* * *
Смотрю вдоль дороги, вроде наш старшина с харчами идёт. Солдаты всколыхнулись, отвязывают котелки, высыпали на дорогу. После кормежки в роту явился комбат со своим замполитом. Велел на дорогу нам выходить. Вышли на дорогу, смотрю, Татаринов со своими уже стоит. Мы впервые увидели свой батальон в полном сборе. Пока мы на дороге топтались, равнялись и строились, нам подали команду с дороги сойти.
– Освободить проезжую часть! Командир полка Карамушко едет!
Солдатам успели подать команду «смирно», и они застыли, стоят, не моргая глазами.
Я взглянул на комбата. Лицо у комбата сияло. Он вытянулся в струну и готов был за взгляд Карамушки тут же умереть. Карамушко, не останавливая жеребца, пронёсся в санях дальше по дороге. Там, за поворотом, стоят ещё батальоны, они ждут его появления.
Послышалась команда «Вольно!».
Комбат объявил:
– На марше ночью не курить!
Из сказанного насчёт курева нам становится ясно, что мы будем стороной обходить город Калинин. Хотя маршрут, куда мы идём, нам не объявлен.
Комбат не стал произносить приготовленную речь. Он подал команду ротным, и солдатская масса, колыхнувшись, пошла месить снег по дороге.
Командиры рот кобыл и саночек не имели, они шли вместе с солдатами.
Начальство уехало в новый район сосредоточения. Для них там заранее всё было готово. А мы, солдаты войны, по морозцу и хрустящему снегу – пешком, да пешком!
Мы шли через Васильевские Мхи. Прошли деревню Жерновка. Потом свернули на Горютино и Савватьево и через Оршанские Мхи вышли к Поддубью.
На переходе вокруг Калинина сначала мы топали ночами, а затем нас пустили днём. За три перехода мы обошли вокруг города и на рассвете 3 декабря, не выходя из леса, приблизились к Волге.
