Первыми всю прелесть гравитации испытали не мои ноги, а правая рука. Ее едва не выбило из плечевого сустава – не очень удачно я воспользовался «Лепестками Виолы». За то ноги коснулись крыши эрмимобиля вполне бережно – не жестче чем при прыжке со трехметровой высоты.
Ну, здрасьте! Вот он я! Не менее сотни глаз обалдело смотрели на меня. В основном прохожие, видевшие мой волшебный полет. При чем видели они его вовсе не в замедленном темпе, а так, как он происходил бы без использования «Туам латс флум».
Чувствуя все прелести телесных ощущений: ломоту в плече, возможно, вывихнутом, боль синяка под глазом и в затылке и еще множество иных ощущений, я убрал оба магических щита. Ближний ряд эрмимобилей остановился, параллельный замедлился. Некоторые пассажиры и извозчики повыскакивали из машин, второпях объясняя друг другу суть произошедшего.
Как же я не люблю быть в центре внимания, а здесь его никак не избежать! Как не избежать кучи вопросов. Но это такие мелочи, по сравнению с той радостью, которая трепетала в груди. Радости, отозвавшейся в моем живом сердце, к которому я очень привык и не собирался расставаться в обозримом будущем.
Я спрыгнул с крыши на капот, затем бетонное покрытие дороги.
- Эй, ну-ка стоять, негодяй! – зарычал толстопузый мужик, открыв дверь эрмимобиля, крыша которого стала мне посадочной площадкой. – Ты мне крышу прогнул!
Прежде, чем ответить ему, я вспомнил о Ковалевской. Ведь Ольга могла подумать, что я разбился насмерть. Да, она очень верит в меня, в мою силу, в Артемиду, помогающую мне, однако в подобных случаях страх за любимого человека становится еще сильнее и отодвигает все эти доводы в сторону. Вот и сейчас испугался я. Очень испугался! Так что сердце, недавно трепетавшее от радости, застыло. Я поднял голову, глядя на край площадки, с которой минуту назад падало мое тело. Уж не подбежала ли княгиня в отчаянье туда?! Разумеется, если бы Ольга Борисовна была там, я не мог бы разглядеть ее с такого расстояния. К тому же край площадки был плохо освещен. На всякий случай помахал рукой, и отправил ей и Родерику ментальный посыл: «Я жив! Все хорошо!». Ольга не маг, и она вряд ли его услышит. Хотя любящая девушка в этих вопросах бывает чувствительнее, чем маг-менталист.
Возле меня что-то орал толстопузый, раскрасневшись, едва ли не брызжа слюной и указывая на свой эрмик старой модели «Халуф-ПМ». Наверное, пытался мне сказать, что я нанес ему огромный ущерб. Заплывшие жиром мозги не позволяли ему понять: у «Халуф-ПМ» столь прочный корпус, что ему ничего не будет, даже если бы на крышу этой машины свалился сам толстопуз. Кто-то со стороны попытался ему объяснить, что люди просто так не падают сверху на дорогу даже в центре города с высокими башнями, но боров лишь больше верещал.
Я подошел к нему вплотную и резким ударом в пузо превратил его визги в хрип. Затем, стараясь не чувствовать боль в плече, взял его за волосы, приподнял башку и сунул ему под нос дворянский жетон:
- Граф Елецкий. Если ко мне какие-то материальные претензии, подашь в письменном виде моему дворецкому, - сказал я, подумав, что мой растрепанный вид, синяк под глазом и потеки крови могли натолкнуть толстяка на неверные выводы, мол, на крышу его эрмика свалился какой-то забулдыга.
- Граф Елецкий! – раздалось со стороны.
- Это сам граф Елецкий! Тот самый! – народ собирался полукругом на тротуаре и по краю дороги.
