А вот я пишу пародию на «Письмо ялтинских шоферов», опубликованное в «Известиях» с целью оклеветать Василия Павловича, – это наш ответ «Юности» на официозные нападки. За это получаю разнос в «Комсомольской правде» и донос в докладе первого секретаря Павлова на Пленуме ЦК ВЛКСМ.
А вот мой рассказ «Вася, живи», посвященный Аксенову в 80-м году – в момент «Метрополя» – и опубликованный в «Антологии сатиры и юмора»[7] совсем недавно, но Вася успел его прочесть до проклятого инсульта, прямо на своем вечере-презентации романа «Редкие земли» на Винзаводе. И благодарно пожал мне руку, сказав:
– Жить постараюсь, но не обещаю.
Как в воду глядел. Вероятно, он хотел сказать «долго не обещаю», но слово «долго» пропустил, и получилось по-аксеновски, и горько, и весело.
А вот самое стародавнее воспоминание. Мы встретились в Болгарии, на Золотых Песках, и был чудный вечер вдвоем на берегу Черного моря – ели какую-то на наших глазах зажаренную рыбку, и Вася был невероятно красив: я впервые видел на нем шорты, большая новость в те времена, сам приехал на курорт в каких-то допотопных шароварах, и Вася, глядя на меня, смеялся:
– Каждый Рабинович хочет выглядеть Тарасом Бульбой!
И наконец отъезд в США. Финал истории «Метрополя». Всем грустно, многие бабоньки плачут, а Вася ходит меж именитых гостей и друзей и угощает всех нескончаемым шампанским. На дворе – год 1980-й. Эпоха Андропова, диалектично переходящая в эпоху Черненко. Или – наоборот.
Вот незадолго до трагедии в автомобиле Вася пришел в театр «У Никитских ворот» на премьеру «Крокодильни» по Ф.М. Достоевскому, и – тут случился казус: после интерактивного обращения лично к нему одного из персонажей Аксенов-зритель, вместо того чтобы прочесть вслух по бумажке фразу «Снести Казанский собор», прочел «Спасти Казанский собор». Оговорка, как говорится, по Фрейду! Многозначащая и заставляющая сделать вывод о том, что настоящего русского писателя-гуманиста голыми руками не возьмешь.
А вот еще одна наша встреча, нашедшая не однажды упомянутая в переписке Аксенова с Бродским. Она состоялась в родном их городе Ленинграде скоро после возвращения Иосифа из пресловутой ссылки. Я тогда работал в БДТ над «Историей лошади», и ко мне в гости приехала из Москвы на пару дней прекрасная девушка по имени Юля Варшавская, и приехала не одна, а… с гвинейским попугаем на плече. Я встретил ее на Московском вокзале, и не было человека, который бы не оборачивался на нас. И тут же, в гостинице, мы нос к носу столкнулись с Васей Аксеновым.
Он сказал:
– Шикарно!.. Вечером давайте отужинаем вместе!
Сказано – сделано. Договорились встретиться в «Европейской», там был наверху ресторан под названием «Крыша», где хорошо кормили и классно играл какой-то клевый джазик.
– С нами Рыжий посидит, не возражаешь? – спросил Вася еще на входе.
– Какой Рыжий?
– Бродский Ося.
Ого!.. Я не был знаком с известным опальным поэтом, а тут такой представился случай!
И вот мы сидим за столом втроем – действительно рыжий Бродский, Аксенов, я – и с нами моя прекрасная девушка Юля с попугаем на плече. Конечно, этот попугай был главным действующим лицом в тот вечер!..
Шутили, скабрезничали:
– У вас что, любовь втроем?
– Нет, – отвечал я. – Он не мужик. Он импотент.
Юля краснела. Объясняла:
– Я не могла его в Москве одного оставить.
Сейчас эту ситуацию назвали бы «приколом».
– А вы не боитесь, что он улетит? – спросил Бродский.
