А сейчас рядом был только Рус. И хотя он был сущим ангелом, это бесило ещё больше. Даже придраться было не к чему. Разве что к этой треклятой зарядке!
Она много раз за эти десять лет спрашивала себя, почему остаётся с Русом: из любви или из-за денег, жилплощади, договорённостей? В какой момент её одолела мысль «всё это важнее, чем сумасшедшая любовь»? Обычно тут и появлялась Та Самая Сумасшедшая Любовь – проверить, что же окажется важней на самом деле!
И так тоже случалось за десять лет и не раз, и не два. И всякий раз она начинала стремглав перерывать весь сад своей души, чтоб выкорчевать сорняки, что источали этот сладостный дурман. В прополке влюблённостей она порядком поднаторела.
Но если бы Рус знал об этом садово-душевном дизайне – воспринял бы он эти жертвы? И кому это были жертвы: любви, отношениям, быту или её страхам потерять всё это? Она спрашивала себя снова и снова. Но боялась быть с собой честной.
Передо мной кружится жребий мой
И выпадает новой стороной.
Кто я? Где я? Что создаю собой?
Я девушка. Уже хорошо. На мне длинная белая рубашка, я босиком стою на огромном цветастом ковре, посередине огромной полутёмной комнаты. Справа от меня кровать с балдахином, резные столбики, занавеси чуть колышутся. Мне очень страшно, и я чего-то жду. Или кого-то. Хочется спрятаться, но нет уголка, где можно было бы спрятаться. Темно, свет только от свеч, что горят в больших подсвечниках у двери.
Мне так страшно, что я не хочу стоять лицом к двери, поэтому сажусь на ковёр к ней спиной и обхватываю себя за колени, прячу в них лицо. На мне белая рубашка, тонкая, красивая, полупрозрачная, на ней полосами нашиты изящные кружева. Ведь меня готовили к этому, думаю я, умывали, расчёсывали, переодевали. Будь что будет, шепчет мне тихий голос внутри. За моей спиной, скрипнув, приоткрывается дверь.
И закрывается. Не слышно шагов, но слышно моё дыхание. Шорох одежды. На спину, между лопатками, вдруг ложится ладонь, это обдаёт меня сперва холодом, потом теплом. Я вздрагиваю от неожиданности.
– Ты дрожишь, – говорит мне мягкий голос, он кажется таким знакомым, – не бойся меня. Я не причиню тебе вреда.
Мне приятно это слышать. И я хочу этому верить, хочу больше всего на свете.
– Тебе холодно. Позволь, я укрою тебя.
Не дожидаясь ответа, он встаёт, убирает ладонь. Мне становится так зябко, что я чуть было не говорю «не надо», но уже через вдох и выдох он сдёргивает с кровати одно из покрывал и укутывает меня им. Чтобы закутаться посильнее, я приподнимаю голову. Мои чёрные волосы быстро лохматятся, сейчас я, наверно, похожа на зверька, выглядывающего из норы.
А он присел на корточки передо мной и смотрит на меня с любопытством и ещё с каким-то непонятным выражением. Мне становится теплей от его взгляда. Лица я не могу толком разглядеть в полутьме, но глаза сверкают, отражая свет свечей. Я видела его раньше, совершенно точно! Но где?
– Зачем мы здесь? – вырывается у меня.
Он качает головой, встаёт и начинает разжигать камин. Где мы? Это похоже на замок. Но вряд ли владелец замка стал бы сам разжигать камин?
– Кто ты? – опять пробую я.
– Разве это так важно? – я не вижу его лица, но слышу по голосу, что он улыбается, – Может, мы здесь случайно и больше не встретимся. Так ли важно тогда тратить время на выяснения, кто откуда пришёл и куда направляется?
В камине начинает разгораться огонь. Левая половина его лица всё лучше видна в свете пламени, и опять чувство узнавания терзает меня.
