Вчера-позавчера - страница 22

Спросил Рабинович Ицхака: «Хочешь еще пить? Нет? Если так, погасим керосинку и зажжем лампу». Как только зажег он лампу, пожаловали комары и прочая крылатая мошкара, что мечется с места на место, с лица хозяина дома на лицо гостя и с лица гостя на лицо хозяина дома. И пока Ицхак ежится и поднимает плечи, уклоняясь от комаров, Рабинович подпрыгивает и убивает сандалией скорпиона на стене. Выбросил его и сказал: «Это обычные гости у меня в доме. Что ты так дрожишь? Теперь поговорим немного о твоих делах. Итак, ты приехал из Галиции? Скажи мне, отчего не торопятся твои сограждане уезжать в Эрец Исраэль? Может, ждут, что император Франц-Иосиф доставит их сюда в золотых вагонах? Сдается мне, что, кроме рабби Биньямина[10] и доктора Тагона, не удостоился я встретить кого-либо из Галиции. Они из твоего города? Нет? Но со статьями рабби Биньямина ты знаком?»

Послышался шум у двери, и вошел молодой человек. Поздоровался он с хозяином дома и удивленно посмотрел на гостя. Сказал Рабинович: «Честь имею представить тебе нашего нового гостя. Ой! Забыл спросить его имя, раз так, назовем его собратом в беде». Пожал товарищ его руку Ицхаку и сказал: «А я товарищ по несчастью». И чтобы не подумал тот, что скрывает он от него свое имя, повторил: «Правда, так зовут меня, товарищ по несчастью».

Товарища по несчастью звали Горышкин. А почему прозвали его так? Потому что, куда бы ни приходили его товарищи в поисках работы, работу не находили, а находили Горышкина. Нет такой работы в поле, и винограднике, и на плантации, которую он не просил бы для себя, и нет такого места, где не предпочли бы арабов. Одно только оставили ему арабы – винодельню, собирается он отправиться в Ришон ле-Цион или в Зихрон-Яаков, может, там найдется работа.

Потрогал Рабинович чайник и убедился, что он горячий. Взял стакан, налил ему чаю и сказал: «Наверняка ты не ужинал. Возьми и ешь». Сказал Горышкин: «Дай мне сперва вспомнить, когда я ужинал?» Сказал ему Рабинович: «Поешь сначала, а потом займемся историографией голодных дней. Вот хлеб, и вот маслины, и вот помидоры. Положи сахар в стакан и подсласти себе жизнь».

Отрезал себе Горышкин большой кусок хлеба и ел с аппетитом, запивая сладким чаем, и смотрел на помидоры, как смотрит голодный на дорогое кушанье. Сказал ему Рабинович: «Возьми помидор и сделай себе бутерброд». Сказал Горышкин: «Эти чудесные плоды – откуда они у тебя?» Улыбнулся Рабинович и сказал: «Оттуда, откуда все помидоры берутся: с арабских огородов». Взял Горышкин помидор, и протер глаза, и проговорил: «Загляденье! Загляденье!» Вонзил в него зубы и слизнул сок со своих усов.

Сказал ему Рабинович: «Ты все еще жалуешься на наших крестьян?» Горышкин взглянул на него с удивлением. Продолжил Рабинович: «Давайте будем признательны крестьянам за то, что не берут они нас на работу в свои хозяйства, ведь благодаря этому и я и ты наслаждаемся свежими помидорами». Сказал Горышкин: «Если нет работы, откуда деньги? И если нет денег, откуда помидоры? Попалась мне работа – нет у меня времени бегать за помидорами. Известно, что наши крестьяне в Иудее не выращивают овощи, а покупают их у арабов – те доставляют им и овощи, и птицу, и яйца. А когда они приносят все это? В рабочее время, когда рабочие заняты. И я не могу выйти к арабам и купить себе помидоры, поэтому ем хлеб со старой селедкой, от которой крутит в животе, а пойти в столовую и заказать себе горячее блюдо я не могу из-за хозяев гостиниц, требующих с меня долг». Подкрутил Рабинович кончики усов и затянул на мотив «А шейне мейделе»