Вдвоем с моим мармотом… Юмористические стихи, рассказы. Пародии - страница 5



Волочкова и верблюд

На просторах единой России
Божьи непостижимы пути,
если вздумалось Анастасии
по-большому в Госдуму пойти.
Были Настины сборы недолги:
стринги в сумку – и на самолет.
Не с Кубани звезду и не с Волги —
из Москвы в Оренбуржье несет.
В нашем неокультуренном Орске,
коротать ей взбрело вечера
не банальной игрою в наперстки,
но «Симфонией» с кучей «добра».
Был куриным бульоном без соли
балерины разбавлен визит,
а потом со скотиной в неволе
познакомиться прима спешит.
Наблюдая гламурное счастье,
бил в ладоши восторженный люд:
с Губернатором встретилась Настя,
и остался доволен верблюд.
С этой новостью первополосной
журналисты словили кураж.
Ну а главный редактор Сосновский
предвкушал, что удвоит тираж.
Но пока на шпагат Волочкова
приседала и этак, и так,
заместителя мэра Шаблова
натурально пробил головняк.
«Не редактор он, а терминатор,
и в газете полнейший разброд:
кто верблюд там, а кто губернатор,
перепутает глупый народ.
Не редактор, а главный вредитель,
но меня не возьмешь на испуг».
И главы городской заместитель,
как всегда, стуканул в Оренбург.
Дело там порешали по-свойски:
позвонила какая-то клерк,
чтобы с этим невежей Сосновским
нипочем договор не продлять.
Быть в России простой Волочковой
и в Госдуму переть недуром —
не в провинции жить бестолковой
негламурным пером и трудом;
не с верблюдом водить шуры-муры,
не вставать на шпагат там и тут,
не доказывать из-за цензуры,
что редактор ты, а не верблюд.

Олимпийская мочегонная

Ничего нам вашего не надо:
ни соревнований, ни наград.
Не пустили на Олимпиаду —
отнимите и Чемпионат —
мундиаль футбольный – нам не нужен
недостроя питерский размах.
Нынче нас они сажают в лужу,
а потом мы сядем в «Лужниках».
Что с того? Чемпионат России
выиграть ведь тоже нелегко.
Как бы за бугром ни голосили,
нипочем не выдадим Мутко.
Мирно спи, Леонтьич, ты в законе;
ноу криминалити, Виталь.
Что такое, в сущности, мельдоний,
если под него дают медаль?
Хоть залей в глаза ему канистру
жидкости, журчащей в детских снах,
сроду не покажутся министру
мальчики писучие в глазах.
И пускай таинственный Нагорных
принял отпущенье, словно крест,
час пробьет – и всех волков позорных
мы уроем в WADA и окрест.
У святых работников РУСАДА,
как ты их в сортире ни мочи,
ради золотого звездопада
хватит мочи для любой мочи.
Как бы нас ни пачкал экскрементом
еврамериканский агитпроп,
если скажет Родина – моментом
мы намочим миллионы проб.
Пусть от золотых чужих героев
мы зальемся собственной слюной,
но зато умоем козлодоев
всероссийской мощною струей.

Продолжая Пушкина

«Бог веселый винограда
Позволяет нам три чаши
Выпивать в пиру вечернем.
Первую во имя граций,
Обнаженных и стыдливых,
Посвящается вторая
Краснощекому здоровью,
Третья дружбе многолетной.
Мудрый после третьей чаши
Все венки с главы слагает
И творит уж возлиянья
Благодатному Морфею».
А когда, навозлиявшись,
он возляжет для Морфея,
бог его отринет с ложа
и воскликнет: «Нечестивец!
Обоняния не тешит
дух, отнюдь не ароматный,
что твоя сегодня полость
ротовая испускает.
И к тому же ты возду́хи,
не похожие нисколько
на амброзию и нектар,
то и дело исторгаешь
полостью не ротовою.
А вдобавок ты на ложе
к самому идешь Морфею
неподпаленной свиньею,
чью не умастил ты шкуру
маслом розовым и миром,
ибо термы миновал ты,
возжелав моих объятий.
Так изыди, беззаконник!
Пусть тебя сегодня любит
бог бессонницы ледащей,
брат похмельного синдрома».

Пушкины и Дантесы

К пустякам не чуя интереса

Я хочу в историю войти,