В это же время в России назрела необходимость создания национального банка развития, который взял бы на себя финансирование крупных инвестиционных проектов, направленных на повышение конкурентоспособности экономики и ее диверсификацию. Изначально переход к рыночной экономике осуществлялся в первой половине 1990-х гг. на концептуальной базе Милтона Фридмана и его последователей. Оставшееся от советской плановой экономики огромное индустриальное наследие выглядело не столько активом, сколько проблемой: предприятия выпускали во многом неконкурентоспособную продукцию и требовали постоянных средств из бюджета в виде госзаказов. В первые годы лишь небольшая часть экономических субъектов смогла воспользоваться новыми возможностями, общим итогом первой половины 1990-х в России был экономический шок без заметного терапевтического эффекта. Многие производства, которые можно было бы перевести в рынок кропотливыми и умелыми менеджерскими действиями, просто остановились, другие «окопались» в рыночных нишах, дававших средства на финансирование операционной деятельности, но не на развитие.
Однако к концу 1990-х наметились успехи нового частного бизнеса, прежде всего в отраслях, непосредственно ориентированных на потребителя, – пищевой промышленности и розничной торговле. Российские компании стали успешно отвоевывать позиции у импорта. И в первых рядах были созданные с нуля отечественные ИТ-компании. Западные гиганты отрасли заняли выжидательную позицию, что дало возможность таким игрокам, как «Яндекс», 1C, ABBYY, «Лаборатория Касперского», предложить оригинальные и успешные высокотехнологичные продукты. В целом в стране возник новый, постоянно растущий предпринимательский класс, способный самостоятельно внедрять инновации в продуктах, технологиях и бизнес-процессах.
Стабилизация бюджета после кризиса 1998 г., рост мировых цен на энергоносители, ряд актуальных законодательных мер (включая введение единой ставки налога на доходы физических лиц, сделавшее невыгодным уклонение от налогов) создали в начале 2000-х гг. качественно иной макроэкономический контекст, позволивший переосмыслить концептуальные подходы к экономике. Идея возвращения государства в экономику основывалась на российской «институциональной памяти» и отвечала на прямой запрос общества. Мысль о том, что в экономике необходим «сверхигрок», не только выравнивающий провалы рынка, но и являющийся лидером в вопросах стратегического развития, направляющий «в правильное русло» прибыль, получаемую частными компаниями, одинаково разделяется в современной России и на уровне обывателей, и на уровне государственного управления.
Так, в 2000–2010-х гг. государство стало напрямую участвовать в капитале крупных компаний в стратегических отраслях – финансах, нефтегазовой промышленности, машиностроении – через так называемые госкомпании. Несмотря на то что их статус законодательно не определен (в отличие от ограниченного числа госкорпораций) и доля участия государства варьируется от минимально необходимой для контроля («Сбер», «Газпром») до 100% владения («Российские железные дороги»), существует общий консенсус менеджмента и стейкхолдеров (государства) относительно стратегических принципов их деятельности: сочетание коммерчески успешного присутствия на рынках с участием в реализации государственной социально-экономической повестки, в том числе задач развития. Эти же принципы являются основой для общественного контракта с крупным частным бизнесом.
