– …Дурак! – крикнул в сердцах дед, услышав, что Андрей не хочет ехать в Германию.
– Дед, давай не будем ругаться. Я решил.
– Что решил?! Решил, чтобы я в могилу сошел, думая о том, что не дал тебе жить? Пойми, если останешься из-за меня, то только и буду думать об этом!
– А если уеду, я всю жизнь буду думать, что, может, лучше бы остался!
– Не будешь! Все забудется. Поверь столько лет прожившему старику. Тебе сейчас нельзя оступиться. Не дури, поезжай. Многие мечтали бы оказаться на твоем месте. Учись, коли зовут! Может, в люди выйдешь. Понимаешь?
– Да понимаю…
– А то так и будешь на подработках или на заводе с утра до вечера вкалывать. Такую жизнь ты хочешь?
Андрей не ответил. Впервые они никак не могли понять друг друга. Ничего не сказав, он вышел из комнаты.
Время тянулось медленно и скучно. Дед не возвращался к тому разговору. Не возвращался и Андрей. Он положил письмо на самое дно ящика стола и больше к нему не притрагивался. Однажды, придя с работы, он нашел деда спящим у открытого окна. Холодный ноябрьский воздух колыхал занавески, неся в комнату стужу.
– Дед, ты чего?
– Уснул.
После этого Андрей несколько раз заставал деда выпивши, хотя знал, что пить тому нельзя из-за больных почек.
– Опять пил, что ли?
– Ну, десять грамм. Так, согреться.
А однажды, вернувшись домой, Андрей нашел старика погруженным в сон, из которого тому уже не суждено было выбраться.
Увезли по скорой. Андрей просидел всю ночь в больнице. А утром врач сообщил: отравление. Лошадиная доза снотворного. Откуда оно в доме? Дед иногда принимал, когда бессонница мучила. И тут Андрей вспомнил и сон у раскрытого окна, и алкоголь, который на самом деле дед никогда не любил…
После похорон он написал письмо в Германию. С отказом. Теперь, когда ничто уже здесь не держало, он вдруг понял, как поступить.
Жизнь пошла своим чередом. Работа, дом, приятели. И – рассказы, рассказы, рассказы. К Щеглову, который все еще вел кружки молодых писателей, почти не ходил. Редко-редко.
Миновал почти год. Рана затянулась, боль поутихла. Молодость побеждает все. И вдруг однажды Андрей достал из почтового ящика письмо в знакомом конверте. Его снова звали в Германию. Хотя он отправлял официальный отказ, ему все равно предлагали право бесплатного обучения и проживания: приглашали присоединиться ко второму курсу. И еще выражали соболезнование по поводу смерти деда.
– …Это я им написал, – сказал Щеглов, когда озадаченный Андрей пришел к нему. – Объяснил, почему ты отказался. Удивлен? Да я и сам не ожидал такого от старого циника. Не спрашивай, почему я это сделал. Сам не знаю. Может, ты когда-нибудь поймешь.
Андрей уехал в Германию. Навсегда. Перед отлетом он долго бродил по зданию аэропорта. В голове крутились слова деда: «Все забудется! Поверь столько лет прожившему старику…»
Люди в аэропорту удивленно оглядывались на взрослого мужчину, который точно искал кого-то и смотрел куда-то сквозь толпу блестящими от слез глазами.
КАК ХИТРОВ ОБИДЕЛСЯ НА ЛОБОВА
Хитров долго хмурил брови, но Лобов не обращал на это внимания.
– Лобов! – не стерпев, закричал Хитров. – Лобов!
Лобов закрыл книгу и посмотрел на Хитрова.
– Лобов, вы – педераст!
Хитров самодовольно улыбнулся и сел прямо. Но Лобов лишь покачал головой и снова раскрыл книгу.
Хитров сжал кулаки и заскрипел зубами.
– Лобов, я вас презираю! – торжественно произнес он. – Вы – педераст!
