У Андрея появилось увлечение, даже страсть: он стал писать рассказы. Кто-то, может, усмехнется: тоже мне занятие. Нет смысла их переубеждать. Бесполезно. Но те, кто познал радость творчества, кто хоть раз в жизни доверял свои самые тайные мысли, самые искренние вопросы бумаге – те поймут.
В общем, Андрей писал рассказы. Поначалу просто так, для себя, втайне ото всех. Однажды, набравшись храбрости, показал написанное деду.
Прочитав, тот сказал:
– Сходи в школу, к Щеглову. Дай ему посмотреть. Он посоветует, что дальше с этим делать.
– А тебе? Тебе понравилось?
– Да.
Лев Ефремович Щеглов был учителем русского языка и литературы в той самой школе, где работал дед Андрея и где еще совсем недавно учился сам Андрей. Про таких, как Щеглов, говорят: у него в груди камень, а в голове алмаз. В школе Лев Ефремович для учеников был строгим, но справедливым учителем, а для коллег – принципиальным, холодным в общении педагогом высшей пробы. Щеглов жил один, и от этого у него выработалась непереносимая для многих привычка говорить в лицо любому все, что он о нем думает. Андрей поначалу засомневался: нести рассказы Щеглову или нет? Он хорошо помнил седого, вечно сурового преподавателя русского языка и литературы, и эти воспоминания не рождали желания снова с ним повидаться. Размышлял несколько дней и в конце концов решился.
Щеглов встретил Андрея холодно, молча выслушал его сбивчивую речь, взял рукописи.
– Завтра приходи. В это же время, – сказал.
Прошел день.
– Садись, – кивнул Щеглов Андрею.
Андрей послушно присел, а Щеглов положил на стол перед собой рукописи. Спросил:
– Давно пишешь?
– Не очень.
Щеглов протянул Андрею пачку листов.
– Каждую пятницу я и несколько ребят собираемся в школьной библиотеке. Они тоже пишут. Приходи, если хочешь.
– Хорошо.
Так Андрей стал ходить на занятия к Щеглову.
Щеглов был замечательным педагогом, хотя и несколько угрюмым, даже иногда циничным. Однако все, что касалось языка и литературы, его профессиональной деятельности, воспринимал с неподдельным интересом и всерьез. Он тонко подмечал шероховатости и неточности в текстах начинающих авторов и давал дельные советы. Андрею посоветовал больше времени уделять работе над текстом уже после его окончания.
– Убирай все лишнее, – твердил Щеглов, черкая слова в очередной рукописи. – Не ленись и не жалей написанного. Если при прочтении взгляд зацепился за слово, за абзац или даже запятую – убирай, ну или переделывай. На шахматной доске не может быть ни шестьдесят пять, ни шестьдесят три клетки. Только шестьдесят четыре. Ни больше, ни меньше. Так и с текстом, с каждым рассказом: столько слов, сколько нужно для его существования. Твоя задача как писателя найти тот самый оптимальный набор слов и расставить их в единственно правильном порядке. А все лишнее – долой!
Андрей согласно кивал и, приходя домой, перечитывал ранее написанное, пытаясь понять, сколько же все-таки клеток на его доске.
А еще Щеглов посоветовал не ждать милостей от природы, а брать и посылать свои рассказы на всевозможные конкурсы, в журналы, издательства, одним словом заявлять о себе.
– Конечно, сейчас не девятнадцатый век, – говорил он. – Книга уже не занимает того места, которое занимала когда-то. Но тем не менее люди читают. Факт. Не храни рукописи. Отправляй куда-нибудь, публикуй. Может, заметят, может, и не заметят. Но коли не отправишь, точно не заметят. Поэтому не бойся, отправляй, а там видно будет.
