– А про меня забыли? – тупо смотрел в стену Васька.
– Да прости, Вась, не подумала, – в сердцах бросила Людмила, – тут скорая примчалась, откачивали, пытались. До последнего пытались, – голос сорвался, и она топнула в сердцах, – да кому голова-то эта нужна!
Васька уставился перед собой, и весь ужас произошедшего накрыл его черной тучей. Не помня себя, он потянулся в мешок и вытащил на свет желтую лохматую Екатерину.
В ту минуту застыла даже музейная пыль. Лишь глухо охнула Антонина, но вздох прозвучал контрольным выстрелом в Васькину душу. Тот пошатнулся и с яростным криком швырнул голову в угол.
Родителей маленького Васи не стало, едва ему исполнилось десять. На попечение мальчика взяла бабушка, но она не походила на обычную бабушку Васькиных сверстников. Они не ездили по грибы, не пили чаи после дачных трудовых будней и не коротали вечера за просмотром телевизора. Тамару Борисовну все знали, как заведующую выставочным отделом городского исторического музея – строгую и неподкупную женщину. Вряд ли бы кто-то осмелился назвать ее бабушкой, даже собственный внук. Он проводил в ее кабинете больше времени, чем дома, изучил каждый музейный угол и экспонат, но больше всего любил пропадать в запасниках и на складах. Он с любопытством наблюдал, как реставраторы возвращали жизнь старинным вещам, как внимательно изучали каждую деталь и восхищенно кивали, когда работа была закончена. Ему нравилось бродить по пустому музею после закрытия, будто перемещаться из древних веков в современные реалии. Постепенно, из зала в зал. Маленького Васю не интересовали жаркие споры и ученые разговоры, он любил смотреть, как создаются новые выставки, как устанавливают правильный свет, как из ящиков бережно извлекают старинные артефакты и превращают в единую экспозицию.
Тамара Борисовна отдавалась работе без остатка и с отрадой отмечала, что внук не требует много внимания, а после школы с удовольствием спешит в музей и сам. Но вскоре поняла, что интереса к науке у мальчика не прибавляется, история его мало волнует, а бесцельное восхищенное брожение по залам она не понимала.
– Василий, тебе уже четырнадцать, и пора бы определяться, чего ты хочешь, – обычным повелительным тоном заявляла бабушка, – ты же не можешь всю жизнь просто гулять и смотреть.
– Ба… – запинался Васька, – Тамара Борисовна, но почему? Ходят же к вам люди смотреть, вот и я также.
– Как же это возможно? Люди ходят, потому что это их досуг, им интересно так проводить время вне своей основной работы. Но при этом она у них есть!
Васька расстраивался, потому что никак не мог понять, чего же он и впрямь хочет. Его вполне устраивали шуточки над шалями-смотрительницами, тихие беседы с художниками и ничем более он себя обременять не хотел. Бабушка была иного мнения, но при виде растерянного внука, пускала все на самотек, надеясь, что со временем он определится.
Пока однажды в судьбу мальчика не вмешался директор музея Семен Лукич, которого не иначе, как «вечным» не называли. Давно не осталось тех сотрудников, при ком он занял этот пост, никто не помнил, в каком году это произошло, но все соглашались с одним – лучшего директора история не знала. Семен Лукич давно посматривал на Ваську, его радовала свойственная молодости энергия и живость, однако он признавал, что тяга к знаниям мальчику не свойственна. Не раз директор подмечал отстранение Тамары Борисовны от внука, но во внутрисемейные дела не лез и наблюдал со стороны. Однажды, увидев, как задумчивый Васька вышел из кабинета бабушки, Семен Лукич задорно подмигнул и по-дружески протянул руку:
