― Уж лучше ежа! – я нарисовала в воздухе оберегающий знак, махнула Демиду на прощанье и побежала домой. Колючка весь день сидел голодный, сейчас будет великий плач!
***
Вошла в дом и замерла у порога. Тишина. Что-то нехорошее в душе шевельнулось. Оглядела комнату. Корзинка пустая, под лавкой никого.
― Эй... Игольчатый, ты где?
Тишина в ответ. Я даже в спальню заглянула, хотя и закрывала туда двери, чтобы колючка не смог забраться.
― Стефаниус! – позвала снова, совершенно не понимая, куда делся ёж.
― А-ааа... – раздался тихий стон из самого тёмного угла за печкой.
Я кинулась туда, сунула руку и наткнулась на колючее тельце. Вытащила, не обращая внимания на боль, уколы и царапины. Ежонок был прямо ледяной, чуть дышал и сжался так, словно от чего-то прятался...
8. Глава 8
Ёж горемычный, но геройский
Прошло больше двух часов, прежде чем мне удалось подлечить фамильяра. Маленькое тельце впитывало мою энергию, словно губка, но никак не расслаблялось, не становилось теплее. Я использовала самые мощные заклинания, и уже хотела пойти к Демиду. Даже подлого Люську готова была просить о помощи, лишь бы спасти малыша! Пусть колючка ворчливый, занудливый нытик, но он мой нытик!
Впервые я ощутила не только ответственность за него, но и что-то похожее на привязанность. Мне больше не нравилось ощущение пустоты в доме, не хватало противного хрипловатого голоска, жалующегося на всё подряд. И дело было не только в связи фамильяра и ведьмы. Я, кажется, стала привыкать к иглопопику.
― Стефаниус, ну, пожалуйста, очнись! – я в отчаянии взяла малыша на руки и прижалась щекой к носику, который должен быть мокрым, но оставался ледяным и сухим. – Не смей умирать, врединка моя!
Смахнув навернувшиеся слёзы, зашептала заклинание снова. Из рук полились искрящиеся, яркие потоки энергии, магия окутала нас обоих. Время шло, я повторяла слова силы, всё так же прижимая к себе ежонка. И наконец, его нос дёрнулся, глазёнки чуть приоткрылись.
― Чудище... – прошептал он и куда-то слабо махнул лапой, но опять отключился. Правда, теперь уже уснул.
Я продолжала вливать в него врачующую силу и чувствовала, как дыхание малыша успокаивается, тело приходит в нормальное состояние.
Устроившись в кресле-качалке, положила фамильяра себе на колени, закутав в одеяло. Сначала привязка, потом шишига, теперь это... День прошёлся по мне, как стадо лосей по нежной фиалке. Хотелось спать, так что накинула охранные чары на дом и задремала, зная, что сюда никто, кроме Демида, не войдёт.
***
― Проснулась наконец, горе луковое?
Я ещё толком глаз не открыла, а ёж уже недовольно бухтел, сопел и ёрзал у меня на коленях. Потёрла глаза и глянула на своего колючку – бодр, сердит, а нос снова мокро блестит и мелко подрагивает, пока его хозяин к чему-то принюхивается.
― Здоров? – на всякий случай поинтересовалась и протянула руку, желая убедиться. От ладони брызнули зелёные искорки и растаяли. Стефаниус был в порядке и больше не нуждался в моей подпитке.
― Поживу пока, – проворчал он. – Даже странно, что ты так хотела меня, ненужного фамильяра, спасти. Прямо плакала, причитала... – он тоненько и слезливо принялся передразнивать: – Ах, ёжинька, не помирай!.. Ох, да на кого же ты меня покинешь, сиротинушку?.. Очнись, моё сокровище!.. – он глянул так, словно обвинял в преступлении. – Я слышал!
― Эм-м... Если слышишь то, чего нет, так это бред горячечный, – хмыкнула я, подхватила «сокровище» и отпустила на пол. – А теперь скажи-ка мне, что тут стряслось? Почему я прихожу домой и нахожу тебя, забившегося в угол и полуживого? Только не говори, что твоя тонкая душевная организация не вынесла привязки к ведьме, и ты почти умер от переживаний.
