― Переживаний хватило... И привязка эта отвратительная меня бесит! И вообще... Куда вот ты ушла? Бросила одного, без еды! Ждал-ждал, а потом шарах! Как шишкой промеж глаз! Лицо твоё померещилось, испуганное, бледное, и будто рвёшься ты из оков каких-то, а ещё за кого-то у тебя душа болит так, что даже мне страшно сделалось. Словно помирает кто-то, а ты помочь хочешь, но не можешь. Ну, а я что?.. Сердце-то доброе, душа отзывчивая, характер мягкий... Распереживался за тебя, даже готов был на помощь бежать... И вдруг такая усталость навалилась, как силушка вся моя вытекла. Прямо лапы не держали! Короче, пополз тихонько в свою корзинку. Испугался, подумал, ну, всё, финал, могильный камень сверху. Уморила меня ведьма голодом, уже и видения предсмертные пошли... Так и помру горемыка-сиротинушка, во всём свете никому не нужный. Бедный, бедный ёжинька Стефаниус, существо разнесчастное!..
― Так, с горемыкой, понятно, – прервала я поток стенаний. – Заодно и со связью нашей разобрались. Ты, стало быть, подпитывать меня можешь. И, судя по всему, только когда я не себе помочь хочу, а кому-то другому.
― Подпитывать? – подскочил мой сиротинушка и растопырил усы, зафыркал в ярости. – Это что же, ты будешь из меня силушку пить, как упырь кровь? Да ты... Ты... Что удумала упырица окаянная! Знал, знал я, что нельзя сюда с тобой идти! Это ты сразу так задумала, когда на меня свалилась! Ох, бедный я животинушка, так и сгину в расцвете лет! – ёж плюхнулся в корзинку и принялся тереть лапками глаза, очень натурально пустив слезу.
― Так ты же сам захотел помочь! Я тут при чём? Кто распинался про сердце доброе и прочие мягкие органы? – усмехнулась я. – И спасибо, кстати, за помощь. Из оков я, и правда, рвалась. Справился со мной проклятый бычара, а ещё он шишигу едва не прикончил. Вот её я и хотела вылечить, и сама бы, наверное, не справилась. Так что можешь собой гордиться, геройский ёж. Ты жизнь сохранить помог! А не случись у нас привязки, кончилась бы шишига скорее всего...
Стефаниус глянул так, будто ждал подвоха, оценил мою серьёзность, и приосанился, нос чуть приподнял.
― Ну, что же я, совсем без понятия, по-твоему? Если надо, так и подсобить могу, ради дела. Да и не так я и устал, вообще-то, – острый нос окончательно задрался к потолку.
Видели когда-нибудь ежа, преисполненного величия? Нет? А я видела. Незабываемое зрелище. Ещё бы корону, да цепь золотую на шею, и чисто король! Правитель Величавца, страны нашей, даже близко не стоял по представительности, я его раз в Академии магии видела. Ёж – это мощь, сила и гордость! Эх, пробрало даже...
―Вот только нашла я тебя не в корзинке, – спустила его геройское колючество с небес на землю. – И упадком сил твоё состояние не объяснить было. А ещё, ты куда-то лапой показывал и чудовище поминал.
― А, это... – последний раз шмыгнув носом, фамильяр снова удобно устроился на толстой попе. – Так было чудовище. Шёл я в корзинку, и тут, – ёж втянул голову в плечи и растопырил лапы, понизив голос, – темно стало, как вечер наступил. Глянул в окно, думал, может, туча набежала, а там... Ох, страху натерпелся я! Паучара огромный, лапы, как твой посох! И всеми глазами красными на меня смотрит! Я сперва замер от ужаса, а потом, откуда и силы взялись, побежал в тот угол, да только каждый шаг тяжелее давался. Холодно стало, в глазах потемнело. И страшно, Радка... Как же было страшно, думал, помру уже. А потом темнота... – закончил он совсем замогильно.
