– Да помоги ж мне!
Он стремительно терял силы. Да что я могу-то! Я ж не боевая ведьма. Я Ведунья. Хлупая. Недоучка. Но, на размышления ушло две минуты. Я достала флягу, открутила крышку. Там еще оставалась вода. Я знаю. И, начала песнь. Не многое я могу. Но поддержать и усилить смогу. Я вкладывала в песню все свои силы, весь свой голос. Всю свою душу. Или мы, или нас. Умирать не хотелось. И думать о том, что будет не хотелось. Только песня. Тонкий ручеек голубоватого сияния потек в сторону этого чудесного, прекрасного человека, который сражался за наши жизни… Я усилила голос, ручеек стал мощнее. Вот он коснулся спины спасителя. Тот удивленно скосил на меня глаз, и пропустил удар. Устоял, нашел баланс. Но пропустил второй удар и упал.
И тут я сделала то, что на моем месте сделала бы каждая уважающая и хотящая жить девушка. Я завизжала. Истерично, испуганно, громко.
Человолки переглянулись, решили, что добить всегда успеют и пошли в мою сторону. Быстро так пошли. Побежали. Я видела все замедленно, понимая, что деться от этих страшных клыков и когтей мне некуда. Ой, мамочки! Я закрыла глаза, как только увидела занесенную для удара лапу-руку с длиннющими когтями. Прощай мир!
Раздался взрыв. Яркая вспышка, которая даже сквозь закрытые веки ослепила меня. И наступила звенящая тишина. Так вот как умирают… Ну что ж. Не страшно. Даже боли нет. Только ноет вывихнутая лодыжка. И я провалилась в темноту. Что-то часто я начала там бывать. В темноте в этой.
Пришла я в себя от резкого запаха. Не бывает на той стороне таких резких запахов. Там луга, речки, цветочки. А тут, как будто, тухлое яйцо мне в нос сунули. Чуть не стошнило. Я попыталась увернуться, но не смогла. Глаза открывать очень не хотелось. Но запах был уже в мозгу. Защекотал внутри и я чихнула.
– Ну все, живая.
Мою голову положили на землю. Противный запах угнездился в носу, я испугалась, что теперь он будет преследовать меня всю оставшуюся смерть и села, тряся головой, стараясь вытряхнуть из своего носа этот ужас. Глаза пришлось открыть. Та же поляна, где я устроилась на ночевку. Солнце. Цветы. Я живая… То ли счастье, то ли разочарование. И странное чувство. Руки и ноги на месте. Раскалывается от боли голова, ноет подвернутая лодыжка. Но живая же!
Ко мне подошел вчерашний незнакомец, молча протянул кружку с чем-то горячим. Я молча взяла. Держа в руках, радовалась, что могу ощущать горячие бока металла. Сделала глоток и внутри начал разливаться покой и теплый жар. Медленно, глоток за глотком я выпила отвар. Вряд ли, человек, который спасал мою жизнь, сделает мне что-то плохое. Причин не доверять у меня не было. Мой спаситель бродил неподалеку, занимаясь своими делами. Я смотрела на него из-под упавшей почти на глаза, чёлки.
– Вот скажи, откуда ты взялась на мою голову. – Путник-человолкоубивец заметил, что я наблюдаю за ним.
– Из Приречья.
– Из Приречья… И как же тебя занесло в наши края. Что тебе там не сиделось? Или в приречье травы закончились? Ночью, рядом с гнездовьем волколюдов, рядом с мертвой деревней пособирать решила? Утомилась и прилегла отдохнуть? Ты вообще, думаешь хоть иногда? – и потер шишку на затылке.
– Я.. я… я… – и заревела. Не было сил объяснять и рассказывать чужому человеку о своих целях, планах, мечтах. Ревела взахлеб, как маленькая, с придыханием, чувствовала, что воздуха не хватает, но ревела. Горько. От жалости к себе. От того, что никто не верит в меня, что я сама в себя не верю. От того, что устала, от того, что мне больно. И снаружи, и где-то там, внутри. И эта боль рвалась наружу. И выходила с моими рыданиями. А он стоял… Стоял и смотрел… Только взгляд стал каким-то смущенным, растерянным. А вот так-то. Не надо девушек перепуганных и измученных доставать своими размышлениями об их умственных способностях!
