Дед о моих ночных прогулках ничего не знал, потому что, знай он, наверняка запирал бы дверь на верхний замок. И мне даже начало казаться, что меня и вовсе не существует, что я всего лишь наблюдаю за живущими людьми со стороны, хожу за ними попятам, пытаюсь общаться, но совсем никто не меня не слышит. Так я не существовал еще неделю. Пока прокурор ни произнес мое полное имя и ни вызвал в свидетели.
В то утро я надел клетчатый пиджак, он жал в плечах, а воротник колол шею. Охранник с пузом провел меня к стулу прямо у трона судьи и приказал сесть. Я был у всех на виду. От этого пиджак стал жать еще сильнее. Судья спросил, знают ли одиннадцатилетние мальчики слово «присяга», я поправил его, сказав, что мне уже исполнилось двенадцать. Я пересмотрел слишком много детективов, чтобы не знать значение этого слова. Судья коротко кивнул, а я поклялся говорить правду и только правду.
Прокурору не терпелось начать задавать вопросы, я видел, как он вертел в руках ручку и буквально подскочил с места, когда судья передал ему ход.
– Как дела, Лео? – Он разговаривал со мной так, будто мы были лучшими друзьями, а я видел его впервые в жизни.
– Нормально. – Я пожал плечами.
– Готов ответить на пару вопросов? – Тон у прокурора походил на ведущего викторины.
Я не был готов, но, скажи я это вслух, ничего бы не изменилось, поэтому я просто кивнул.
– Вы с братом ходили в поместье Бьерков, так?
– Да
– Больше, чем один раз?
– Больше, чем один раз. – Когда мне было не по себе, я всегда дублировал слова собеседника.
– Когда был первый раз?
– Двенадцатого августа.
– Нашли там что-нибудь интересное? – Мужчина так широко улыбался, что мне стало некомфортно, и я опустил взгляд.
– Не особо, там было грязно и плохо пахло. – Я пожал плечами и продолжил рассматривать свои ладони.
– Может, какие-то странные пятна или следы?
– Нет.
– А вот твой брат сказал, что вы обнаружили в подвале лужу крови. Это правда?
Правда была в том, что мне до слез стало обидно, что Дэни поговорил даже с прокурором, но отказывался разговаривать со мной.
– Я не знаю, что мы видели, у нас не было нормального фонарика. – И это тоже была правда.
Прокурор замер и записал что-то в свой блокнот с желтыми страницами:
– Тогда вы уже знали, что ваша мама пропала?
– Нет, позже мы вернулись домой, а она – нет.
Раздался резкий звон колокольчика и голос судьи:
– Переходите ближе к сути.
– Лео, ты знаешь, кто это? – Прокурор достал из папки фотографию размером с альбомный лист.
Глянцевый снимок лег прямо перед моими глазами. Я прекрасно знал, кто это. Никаких сомнений. Это было то чудовище, чей стон мы слышали в подвале. Черные волосы. Две руки. Две ноги. Этим самым чудовищем был мой отец. Справедливости ради, он был не только моим отцом. Он был нашим отцом. Моим и Дэни. И мы оба были в равной степени на него похожи. Возможно, я чуточку больше, потому что у меня волосы постепенно начинали темнеть, а у Дэни так и остались светлыми. На фотографии точно был он. Бледный. С лиловыми кругами под глазами. Я запомнил его совсем другим.
Интересно, но есть запахи, способные вызвать целый шквал воспоминаний. К примеру, сухая листва пахла школой. Сахарная вата – ярмаркой и аттракционами. Попкорн – новыми фильмами. А алкоголь – отцом. Я вспоминал о нем каждый раз, когда чувствовал запах спиртного. Не знаю, были ли у Дэни такие же ассоциации.
И отца я не видел давно. Но на вопрос прокурора: «Насколько давно?», – ответить не смог. Год? Десять? Сто пятьдесят лет? Я не знал. Знал лишь – давно. Я не скучал, поэтому не вел счет времени. У меня был Дэни, дед, мама и друзья в школе. Жизнь под одной крышей с ним начинала казаться чем-то далеким и ненастоящим.
