Я не ответил больше ни на один вопрос. Я не знал ответов. Не знал, где отец работал, где жил, и звонил ли нам. Судья напомнил, что я поклялся говорить только правду. Это и была правда, но почему-то она ему не очень нравилась. Дед потребовал прервать допрос. Я вернулся и сел на скамью рядом с ним, дед обнял меня за плечи и подвинул поближе к себе. Пиджак уже не так сильно кололся.
***
Дэни выписали из больницы в среду. Температура спала, и больше ему были не нужны антибиотики. От больничной еды он похудел и стал каким-то угловатым. А еще он попросил деда поселить нас в разные комнаты. С рождения мы никогда не спали порознь. Больницы не в счет. Мы всегда делили одну комнату на двоих, а дома у нас даже стояла двухъярусная кровать. Мы делили одни и те же игрушки, мы менялись одеждой и делали друг за друга домашнюю работу.
Дед попросил, чтобы я позволил Дэни забрать любые вещи, какие он только захочет. И он забрал из шкафа красную рубашку в клетку и синюю футболку с роботом, которую я носил намного чаще него. Дед пообещал, что уже на днях мы съездим в город и купим все недостающее.
По словам деда, о том, чтобы ехать в квартиру, где мы жили с мамой, «не могло быть и речи». Он сказал, что сперва полиция хочет во всем хорошенько разобраться, а мы можем помешать расследованию. Ещё он спросил, понимал ли я, что происходит. Я кивнул, дед остался доволен ответом и погладил меня по волосам. Я соврал, потому что, на самом деле, ничегошеньки не понимал. Мне просто захотелось его порадовать. Дед выглядел уставшим и будто бы постаревшим. Каждые каникулы, когда мы приезжали его навещать, он выглядел немного старее, и это нормально, он ведь старел потихоньку на протяжении всего года. Но сейчас на его лице появились новые морщины, словно целый год прошёл всего за пару недель.
Вместе с дедом мы съездили в магазин за новой одеждой. Уже на кассе он спросил: – Ты рад? – В ответ я снова кивнул, и он снова погладил меня по волосам. В этот раз я не соврал.
Я был рад, наверное. А, может, и не был. Я не понимал, что чувствовал.
Я радовался ярко-желтой футболке с рычащим медведем – символом города.
Было странно спать одному в комнате и скучно играть одному.
Я грустил, что Дэни со мной не разговаривал.
Я скучал по маме.
Я злился на отца и теперь одновременно с этим, неожиданно для себя, скучал и по нему тоже.
Меня раздражали постоянные вопросы прокурора, судьи и социального работника.
Какое слово подобрать, если чувствуешь все вышеперечисленное разом?
Я искал в словаре, но не нашёл.
Я не знал, что чувствовал.
В понедельник, когда мы с дедом снова вышли из здания суда, я заметил, что пожелтели листья. Солнце слепило, но уже не грело. Запахло осенью. Сентябрь подкрался, пока мы были слишком заняты своими проблемами. Обычно в это время мы уже были дома, готовились к первому дню занятий и слышали деда только в телефонной трубке, когда созванивались. Но сейчас у меня не было ни учебников, ни тетрадей, ни малейшего представления, что будет дальше.
Точнее одно представление всё-таки было – после своего последнего визита соцработник долго чесал затылок и записал меня и Дэни на беседу с психологом. Раньше психологов я видел только по телевизору. Они с умным видом кивали, окруженные десятками развешанных по стенам дипломов, давали советы, а если нужно, если человек не мог вспомнить нечто важное, то и гипнотизировали. Хоть мне и было очень любопытно, я совершенно точно не хотел, чтобы меня гипнотизировали.
