Вечером его отпустили в общий лагерь, под наблюдением. Он сидел у костра, слушал песни, шутки. Видел, как дети бегают между палатками. Они не были дикарями. Их техника была иной, но не примитивной. Их вера – древнее, но не фанатичной.
К нему подошёл юноша лет шестнадцати, с ожогом на щеке и сияющими глазами.
– Ты с той стороны? – спросил он.
Таран кивнул.
– Ничего. У нас все бывало. Один мой прадед женился на атлантке.
Он улыбнулся и кинул Тарану одеяло.
– Здесь ночью холодно. Даже врагам.
Таран заснул у костра. И впервые за всё время – без страха.
Таран стоял перед Велесом и двумя старейшинами Тартарии. За окнами шатра свистел холодный ветер с гор. Пламя лампад дрожало, будто чувствовало приближение чего-то неизбежного.
– Ты многое увидел, – начал Велес. – И многое понял. Но теперь тебе предстоит сделать выбор.
Таран смотрел на него, не отводя взгляда. Его рука всё ещё болела после операции – пулю извлекли тартарские лекари. Он жил с ними, ел с ними, говорил с их детьми. И они не были чудовищами.
– Хочешь остаться – останешься. Мы примем тебя как равного. Ты будешь жить здесь, среди людей, которые тебе уже не чужие.
Пауза.
– Но ты можешь вернуться. В Атланту. Тебя отпустим. Но – с глазами, что уже не смогут смотреть прежним взглядом. Ты станешь для них чужим. Или… шпионом.
Один из старейшин – седой, с длинной косой и ожогами на лице – добавил:
– Ты узнаешь, что значит одиночество между двух миров.
Таран медлил. Мысли клокотали. Вернуться – значит вернуться к жене, к дому, к тем, кто остался там. Но как смотреть в глаза офицеру, что отдал приказ бомбить ту деревню? Как снова жить в лжи?
– А если я выберу третий путь? – тихо спросил он. – Не быть ни вашим, ни их, а… стать чем-то иным?
Велес кивнул:
– Тогда ты станешь тем, кем становятся все, кто проходит между мирами. Проводником. Мостом. Или – искрой.
Таран закрыл глаза. Перед мысленным взором промелькнули лица: жена, бегущие дети в лагере тартарцев, глаза Кощея, пустые и вечные.
Он выдохнул:
– Отпустите меня в Атланту. Я скажу им, что сбежал. Что я выжил. Но я больше не их.
– Ты хочешь быть глазами и ушами? – спросил Велес.
– Я хочу быть голосом. Я хочу сказать им правду. А если не услышат – тогда я сам стану их приговором.
Таран шёл один, в плаще тартарского мага, за спиной – лишь скудный мешок. Он шёл в мир, что считал своим домом – теперь уже чужим. Его сердце стучало иначе.
Он нёс не информацию. Он нёс сомнение. А иногда это – сильнее любого оружия.
"Ты сам выбрал быть голосом. Не молчи."Небо было стальным, как клинок. Ветер нес в себе запах чужой земли, пожарищ и… свободы. Таран вышел из-за складки холма, шаг за шагом приближаясь к линии серого маркера – невидимая черта, отделявшая два мира. За спиной остались горы Тартарии, лагерь, костры, песни. И слова Велеса: На нём была старая форма атлантского бойца. Изорванная, с чужими заплатами. На поясе – нож. В сумке – немного еды, рунический амулет, завернутый в ткань. Он не знал, как его встретят. Героем? Подозреваемым? Или мертвецом?
Первым его заметил дрон. Затем – солдат из дозора. Через десять минут его уже вели под дулами в укреплённую капсулу. Сначала – обыск. Затем – допрос.
– Имя?
– Рядовой Таран, 314-й десант.
– Ты числишься мёртвым. Где ты был?
– В плену.
– У тартарцев?
Кивок.
Офицер сжимал зубы.
– Почему ты жив?
Таран не ответил. Не потому что не хотел – а потому что не знал, что сказать, чтобы они поверили.
