– То есть ты видишь, когда кто умрет?
– Все задают этот вопрос. Но я такое очень редко вижу. Прямо совсем редко. Сегодня я ехала на телеге через весь город и только у одного нищего увидела, когда он умрет.
– И когда?
– Я не говорю, – ответила с сожалением Айарту. – Один раз сказала, и это так в итоге отозвалось, что я с тех пор не говорю. Я обычно и о даре не говорю, но нам с тобой жить много лет вместе. Разве не так?
– Так, – сказала Шемхет и встала.
Она пока ничего не решила. Она знала, что такое возможно, что такое бывает, но гадатели обычно были очень учеными людьми, а не неграмотными вчерашними крестьянками.
Она пошла к выходу, а Айарту вдруг сказала:
– Он ждет тебя у Южных ворот города… Да, у Врат Ураша он стоит и ждет тебя.
– Кто?
– Вчерашний мертвец, – задумчиво сказала Айарту. – Я не знаю, что это значит. Просто мне показалось, надо сказать эти слова. Если это обидное, я не хотела тебя обидеть, честно!
Шемхет пожала одним плечом и вышла из комнаты.
Неужели ей правда тогда не показалось, и мертвец действительно был? Но откуда Айарту…
Нет, глупости.
Оставив новую жрицу обвыкаться, Шемхет погрузилась в пучину мелких дел: занялась подготовкой к ритуальной неделе потчевания мертвецов и ублажения Эрешкигаль, которая должна была начаться через шесть дней. Распекла одну из рабынь, которая полдня ничего не делала на кухне. Нарезала белых тряпок для мертвых. Приняла от царских ткачих алую накидку для статуи Эрешкигаль, потом вместе с Убартум примеряли ее на богиню – сочли, что сидит хорошо.
Шемхет делала все, что делала всегда, и все же слова Айарту про мертвеца крепко сидели у нее в голове.
После обеда она сказала себе:
– Ну, это же просто решается. Ближе к вечеру схожу к воротам. Если там никого не будет, то Айарту просто… напутала? Обманула? Решила притвориться лучше и загадочнее, чем она есть? А если будет – значит, она говорит правду.
Ей стало легче.
Шемхет взяла корзинку, чтобы зайти по пути за эвкалиптовым маслом, нужным для воскурений. Обычно все необходимое для работы на месяц им приносили рабы хозяина масляной лавки, а жрицы лишь отсылали заказ на следующий месяц. Но сейчас Шемхет нужна была какая-то цель, какое-то оправдание для похода, чтобы не чувствовать себя очень глупо, если за воротами никого не окажется.
В масляной лавке Шемхет встретил не сам хозяин, а его сын. Хорошенький, ладный, но совсем невысокий, даже ниже Шемхет. Она сделала заказ, юноша записал его на счет храма и неожиданно подал Шемхет маленькую блестящую бутылочку.
– Это чесночное масло, – сказал он. – Отцу недавно привезли с севера. Оно и вкусное, и целебное. Можно по капле добавлять в еду. Попробуйте. Это подарок.
Шемхет кивнула юноше, отчего его уши зарделись.
Когда она добралась до городских стен, уже вечерело. Солнце еще не зашло, но через час или два начнет садиться.
Шемхет миновала ворота, перешла через широкий мост, встала у дороги и огляделась по сторонам.
– Так я и знала, – сказала она было себе, а потом увидела его.
Он стоял на некотором отдалении ото всех, и никто на него не смотрел. Мимо проходили люди, проезжали крытые повозки, погонщики тянули громко ревущих ослов. Под вечер суета у ворот всегда становилась меньше, к закату человеческий ручей совсем иссякал, потому что на ночь их закрывали. Но сейчас людей было много – воины, крестьяне, ремесленники, жрецы, – и никто не смотрел в эту сторону, никто не видел мертвеца!
