Вербы Вавилона - страница 5





Шемхет вернулась в Дом Праха поздно вечером. Устало стянула ритуальный наряд, пропахший потом и сладким дымом, переоделась в чистое, умылась. Она чувствовала большую опустошенность. Шемхет все думала над словами людей, которых повстречала сегодня, над тем, кого она встретила и что услышала.

Была уже почти ночь, когда она спустилась вниз, в мертвецкую. Там лежали два тела – мужское и женское. Зрение ненадолго изменило Шемхет, и ей показалось, что это те утопленники, которых она обмывала рано утром. Как давно это было!

Но то были не они, а старик со старухой. Высокие, должно быть, когда-то красивые, но теперь совсем седые и высохшие. Время было уже позднее, готовить их к погребению лучше завтра, но Шемхет, движимая интересом, подошла ближе и вспомнила, что ей говорили о них. Это были муж и жена, умершие от болезни: он – ночью, а она дождалась рассвета. Жене не сказали, что он умер. Говорили, ему лучше, и он к ней сейчас придет. Всю ночь она верила, а к утру потеряла веру – и умерла. Легко, словно выпустила птицу в небо.

Шемхет подумала, что ошиблась: не смерть есть следствие любви, а любовь есть защита от смерти.

Шемхет немного постояла над телами, а потом вышла. Пылинки танцевали в лунном свете за ее спиной.

Она вышла и не видела, как дрогнула рука старика, как дрогнула рука старухи, как обе мертвые руки пали с мертвецких столов, нашарили друг друга в темноте – холод к холоду. Переплелись пальцами, да так и окостенели.

Поутру разнять не смогли. Пришлось разрезать.

Апокриф

О царской клятве

Их тьма.

Сначала кажется, что персов не так много: обрезок войска, бандитский отряд, плохо сформированный. Не устоит он перед колесницами и лучниками, перед звериной яростью и математическим расчетом вавилонского войска.

Но там, на востоке, вспухает, как нарыв, новая грозная сила.

Ее не видно с высоких крепостных стен золотого города – града восьми ворот и тысячи окон. Она, эта сила, не отрывается пока от земли, стелется по ней, как ветер, крутящий песок, множится, растет, роится.

И вот встречается с ними наследник-царевич Амель-Мардук и воины его. Оба войска отходят друг от друга, слегка смущенные так неожиданно найденным врагом.

Персов хранит их количество.

Вавилонян – легенды о них.

Но знает Амель-Мардук: ему не победить. Знает это и походный жрец Иштар.

Тогда Амель-Мардук велит оставить у себя в шатре ее статуэтку, а всем уйти.

– Иштар, о Иштар, светозарная! Иштар, солнце пустыни, палящее солнце пустыни!

И чей-то голос отвечает ему. Голос, пахнущий медом, солью и кровью:

– Чего хочешь ты, человек, называющий себя царевичем вавилонским?

Видит Амель-Мардук: вот женщина в наряде алом. Танцуют на ветру ее легкие одежды, проглядывает сквозь них стальное, железное, каменное тело.

Он отвечает:

– О Иштар, дай мне одержать победу!

Смеется Иштар.

Сколько раз ее просили: спаси, Иштар, помоги мне, Иштар, даруй мне, избавь меня, дай мне, Иштар, дай, дай! Пустые глаза ее. Пустые и алые – слишком много она видела смертей и слишком много рождений. Никакая мольба не будет новой для нее.

– Я велю выстроить новый храм тебе!

Не смотрит больше Иштар на царевича – не интересен он ей, а смотрит на восток. Что же придет от восхода солнца, что она так жадно туда смотрит?

– Я велю заколоть раба на твоем алтаре!

Она не слышит, она не слушает. Царевич не знает, что ей предложить еще, и ему страшно. Ему никогда не было так страшно.