Что ж, жизнь есть жизнь. Как говорил дед Кондрат:
– Нехай будет.
И что там одна дедова хата, когда весь славянский мир переживает великое испытание на разрыв, а ведь, по Писанию, всякий дом, разделившийся сам в себе, погибнет. Устоим ли, братья и сестры? Найдутся ли среди нас подсолнухи-богатыри, которые поднимут лица к солнцу, наберутся великой силы и осветят Небесным святым светом нашу древнюю родину, нашу Киевскую Русь? Негде будет тогда спрятаться нечисти, негде будет выжить нежити – да сгинут они в нетях!
Вспомните, братья и сестры, так всегда было! Нынче нам одиноко друг без друга, но род на то и род, что не страшен брод: перейдем потихоньку, один за одним, речку Рось, встретимся в вечности. И – заспиваемо, восхваляя Господа!
Мои родные одиноки
В родимой древней стороне:
Какие пропасти и сроки
Узорно плачут в их окне?
Каким напастям и морозам
Подвластны трепетные дни,
И долго ль виться грозным грозам
Вокруг окошечка родни?
Не подвели б родные глины:
Сплотясь в державный порфирит,
Спасли бы крестный славный щит…
Который век земной чужбины
Родная песня Украины
По небу соколом летит!
А помните, братья и сестры, что писал преподобный Нестор Летописец в «Повести временных лет» об апостоле Христовом Андрее Первозванном, пришедшем в I веке на земли будущей Киевской Руси? Вот эти благословенные строки: «Якоже ркоша, Андрею учащю в Синопии, пришедшю ему въ Корсунь, увиде, яко исъ Коръсуня близъ устье Дьнепръское, и въсхоте поити въ Римъ, и приде въ устье Дьнепръское, и оттоле поиде по Днепру горе. И по приключаю приде, и ста подъ горами на березе. И заутра въставъ, рече къ сущимъ съ нимъ ученикомъ: «Видите горы сия? Яко на сихъ горахъ въсияеть благодать Божия: имать и градъ великъ быти, и церкви мьногы иматъ Богъ въздвигнути». И въшедъ на горы сиа, и благослови я, и постави крестъ, и помолився Богу, и слезе съ горы сея, идеже послеже бысть Киевъ, и поиде по Днепру горе».
Неужто мы, когда-то осознав себя державным народом, благословенным Самим Господом, посмеем потерять это благословение? Неужто и далее мы будем сами себе собирать гнев на день гнева Господня?
Былую честь беспамятно круша,
В разгуле нож и скипетр окаянства,
Чтоб разомкнулась общая душа
Великого преславного славянства.
Я вижу Русь, послушницу небес,
Воздвигнувшую горные хоругви
Здесь, на земле, смертям наперерез,
И совесть, возвращенную на круги.
Co-вестница, со-путница моя!
Где, как не в русской старенькой юдоли,
Мне набираться силы и ума,
И всепрощенья, и бессмертной воли?
Ужель к лицу пророческая грусть?
Мне б век прожить, загадками не мучась,
Была б судьба что Киевская Русь:
Распахнутость, безудержность, живучесть.
А поля наши светлые-светлые, бирюзовые, перламутрово сияющие у далекого окоема! Сколько видит глаз…
2002-2006
Сегодня особенное утро: просыпаюсь с ощущением праздника. Праздник? Да вроде нет, разве что домашний тихий день. Но это теперь мне не в диковинку: натрудилась, набегалась, пора и преткновиться дома.
А состояние праздничное не угасает, наоборот, рассветает вместе с небом в окошке. Богу помолясь, тянусь по домашним утренним кругам – к кухонному столу, где лежат вчерашние черновики. Привычка работать в утлом приюте кухни под синим абажуром настольной лампы издавна сладка: теснее телу – просторнее душе.
Черновики разбросаны – значит, вчера не поставлена важная точка. И странно: вечером исписала многие листы бумаги, а утром в толк не возьму, о чем. Начинаю перечитывать – и внове переживаю. И будто не мной все изложено, а кем-то другим – вроде даже умным, даже несмешливым, захватившим неведомо как право по-своему вспоминать о моей жизни. Надо этого другого, этого самозваного соглядатая, изгнать вон, новоявленный свойственник мне ни к чему – ни к селу моему Житне-Горы, ни к родной Дар-Горе. Я уж как-нибудь сама: и мытьем, и катаньем, и ползком, и вприпрыжку – как жилось, так и опишу.
