— Семён, какого дьявола Нику оставили в доме Усольцева? Что за правила, о которых ты забыл предупредить меня? — спрашиваю, повысив голос, как только он отвечает.
— П-правила? Я ничего не слышал о таких правилах. Об-бычно Виктор Дм-митриевич всех отпускал. Я н-ничего не знаю.
Если бы этот перепуганный кролик стоял передо мной, то я схватил бы его за уши и оторвал их ему. Что происходит? И самое главное, почему я схожу с ума от мысли, что кто-то может навредить моей бывшей жене? Уж больнее, чем я, вряд ли кто-то сделает ей. И это далеко не повод для гордости.
— В-возмож-жно он заподоз-зрил что-то, — продолжает заикаться Семён.
Возможно.
Усольцев совсем не дурак. Он мог выяснить, что мы с Никой были женаты. Главное, чтобы не узнал, что эта девчонка до сих пор остаётся моей слабостью, и что, ложась в постель с другими, я представляю её одну. Вот только пока не нашёл даже жалкое подобие того, что у меня когда-то было.
Было, но я потерял.
— Как попасть в его дом? Есть уязвимые места в системах безопасности? Мне нужно добраться до Ники, если он решит причинить ей боль.
— Нет. Никаких прорех в системе безопасности нет, — отчеканивает Семён. — Не думаю, что есть повод для беспокойства. Усольцев монстр, но не убийца.
— Ясно.
Отключаю телефон.
Да откуда ему знать, есть там что-то или нет?
Возможно, просто никто не искал старательно.
Дверь в кабинет открывается, и я поднимаю голову.
— Открыл входную своим ключом, — пожимает плечами отец и заостряет внимание на сбитых костяшках моих пальцев. – Надеюсь, для этого был стоящий повод.
Он проходит, садится на кожаный диван, стоящий у стены, и закидывает одну ногу на другую, после чего достаёт сигарету и закуривает, покашливая, потому что поспешил и хватанул слишком много яда.
— Что случилось? Выглядишь неважно, — отец выпускает едкие кольца дыма из лёгких и стряхивает пепел в чашку от кофе, стоящую на подлокотнике.
— Усольцев запер Нику в своём доме. Она сказала, что должна оставаться там. Существуют какие-то правила, и прислуге запрещено покидать обидеть дьявола. Это в корне неправильно. Он их там силой удерживает.
— Если твоя Ника так хороша, как ты думал, то она довольно скоро получит ключик не только от сердца Усольцева. Надеюсь, у неё хватит ума ублажить Виктора так, чтобы он на всё был готов пойти ради неё. Тебя же окрутила в своё время.
Руки непроизвольно сжимаются в кулаки, а внутри закипает ярость. Желваки передёргиваются, и я чувствую, как сильно натягивается кожа на скулах. Отец говорит о Веронике, как о продажной девке.
Всегда так говорил.
А от его слов о том, что она «ублажит» Виктора, кровь в жилах бурлит ещё сильнее. Я ревную свою бывшую жену и не хочу, чтобы она принадлежала кому-то кроме меня.
— Ника выполнит условие нашей сделки только в том случае, если окажется, что ребёнок не наш с ней, — цежу сквозь стиснутые зубы.
— Когда окажется. Ты ведь не поверил, что эта зависимая на самом деле смогла родить здорового ребёнка? Ваш малыш погиб ещё в её утробе, до того как появился на свет… Тебе дали все доказательства. Что ты ещё хочешь?
Пот проступает на лбу, и я стараюсь расслабиться, чтобы не выдать себя раньше времени.
Да.
Я начал копать под собственного отца, потому что подозреваю — это всё его козни.
Он убедил меня в том, что Вероника подсела на какую-то дрянь и не уберегла нашего ребёнка. Слишком удачно на меня вышел дилер, который поставлял ей всю эту отраву…
