– Ты, конечно, меня не помнишь? – мягко сказал дядя Саша. – Я приходил к вам прощаться, когда на войну уходил. А ты готовился пойти в первый класс… Сейчас ты в каком?
Вовка потоптался на месте, потом нехотя ответил:
– В пятом.
Сашу толкнуло что-то в сердце, он понял, как сильно истосковался по родным и близким людям, как они ему дороги.
Но тут, глядя на растрёпанного сына, ласково сокрушаясь, выступила мать:
– Со своим футболом все ботинки истрепал. Прямо беда какая-то с ним.
– Значит, ты меня не помнишь? – с грустной улыбкой повторил свой вопрос Саша.
Вовка, ища поддержку, исподлобья посмотрел на мать. Ему не хотелось разговаривать с дядей, с этим чужим и неприятным человеком. Ольга, чтобы снять неловкость, решила выручить сына:
– Это твой родной дядя. Когда ты был маленьким, вы вместе с дядей Сашей гуляли во дворе, играли.
Вовка, молча переминаясь с ноги на ногу, переводил взгляд с дяди на мать. Ольга с материнской нежностью сказала:
– Ладно, иди умойся и садись за уроки.
Вовка обрадовался такому делу и, чтобы избавиться от надоедливых расспросов, проворно выскочил в коридор.
– Конечно, дети растут быстро, – улыбаясь сказала Ольга. – А он на футболе помешался, как все мальчишки во дворе.
На сердце у Саши потеплело. Футбол – это частичка мирной жизни, довоенной…
– Не ворчи на него, – заступился он за Вовку, – это счастье – иметь сына… и вообще иметь семью, не тронутую войной.
А Ольгу подмывало узнать, почему он так долго не писал и где пропадал. И, наконец, его запущенный вид тоже вызывал любопытные вопросы. Простодушно глядя на него, она спросила:
– Саш, скажи прямо, где ты пропадал все эти годы, почему от тебя не было писем?
Он глубоко вздохнул и про себя подумал: «С какой стати мне скрывать своё прошлое? Я ведь не преступник. А всё, что было со мной, прятать не хочу». Долгим, виноватым взглядом он посмотрел Ольге в лицо.
– Как бы тебе это сказать, – узловатые руки, привыкшие к грубой работе, лежали на его коленях и слегка дрожали. – В плену я был, Оля, в плену, – произнёс он и, горько выдохнув, опустил плечи.
Оля вдруг испуганно съёжилась, словно от морозного ветра. Прикрыв плотнее дверь, она молча опустилась на диван и подумала судорожно: «Что же теперь будет?» В комнате повисла напряженная тишина. Наконец, с трудом подбирая слова, она заговорила:
– Знаешь, Саша, не обессудь. Ты хотел увидеть Алексея, скажу тебе прямо – у него всё хорошо. – Ольга замолчала, потупилась, затем с нескрываемым волнением продолжила: – Но, если на работе узнают, что его брат был в фашистском плену, ему несдобровать. Его могут исключить из партии, а это все равно, что из жизни его исключить.
Все больше тревоги было в Олином застывшем взгляде.
– А его только повысили на работе – он теперь начальник, и у него там хорошая перспектива, ему доверяют. – Она с надеждой бросила беспокойный взгляд на Сашу. – И на сына в школе тень ляжет. Это обязательно… Как пить дать!..
В голосе ее уже слышались слезы и паника. Саша, опустив голову, слушал свой приговор.
Ольга так и выдавливала из себя горечь:
– Если хочешь, чтобы у твоего брата не было проблем, тебе бы надо уйти. Незаметно. Чтобы соседи не видели.. – и через короткую паузу с деланным сожалением добавила, – Алексей тебе то же самое скажет.
Ольга всерьез измучилась тревожными мыслями и предчувствием беды. Она явно надеялась, что Саша без лишних слов тихо уйдет.
