Никто из посетителей кафе не видел моего дядю. Сколько дней, месяцев, лет мне нужно ждать, пока сюда зайдёт случайный прохожий, который его видел? А если дядя вообще не здесь, а спокойненько пьёт пиво в Нейтрале? Похоже, настало время плана «С». План «С», будь добр, пройди в мою голову.
– Как ты это сделала? – позади раздался голос Жанны. Я напряглась.
– Что сделала?
– Вот это! – она указала на окна.
– Отмыла.
– За… зачем?
– Ну, так лучше же.
– Нас теперь не узнают.
– Жанна, им нужен ларкос. Они на запах придут.
– Ты больная на голову.
– Я хотела как лучше.
– Вот я и говорю, больная. Ты мне кого-то напоминаешь. Но я никак не пойму кого.
– Жанна, а как вы себя чувствуете?
Жанна вопросительно посмотрела на меня.
– Болит всё. Здесь, здесь, здесь, здесь, – она перекладывала руку с живота на сердце, с сердца на макушку головы, с макушки на затылок.
– Ты знаешь, а так и правда лучше, – после долгой паузы сказала Жанна, глядя в окно. – Как с самого начала было.
Я улыбнулась. Она прищурила глаза и уехала. Я поймала в её выражении лица что-то вроде смущения и замешательства.
В обед пришла компания из трёх мужчин и двух женщин. Как всегда, я подошла спросить, не видели ли они человека, углём нарисованного на бумаге. Все отмахнулись, кроме одной дамы, которая с трудом разлепила склеенные эффектом ларкоса глаза.
– Видела такого, – перебивая себя собственным иканием сказала она, – На площади Несправедливости, у блюющего памятника, спал в мокрых штанах.
Я оживилась. Это точно дядя.
– Оу, а как туда пройти?
– Ногами, как ещё.
Грудь этой женщины начала вздыматься вверх, рот широко открылся и она стала издавать громкие низкие звуки, это напоминало и смех и следствие отравления протухшими креветками одновременно. Для смеха не хватало улыбки, для отравления – креветок. Но в целом, похоже на подавленный, извращённый хохот. Переждав её всплеск наслаждения собственным остроумием, я ответила:
– Ну, это способ, а не направление.
Она озадаченно посмотрела на меня. Выждав пару секунд, хлопнула ладонью по столу, прижав пряди моих волос. Как я поняла, это один из немногих способов донести недовольство в этом мире. Ну, окей, я тоже недовольна, поэтому схватила её за волосы и потянула. Она отпустила прядь, я тоже.
– Я сегодня иду туда, можешь идти за мной, – сказала она.
– Спасибо!
Женщина посмотрела на меня, будто не расслышала. Я отпросилась у Жанны сходить в центр и пошла за этой женщиной. Разговаривать она со мной не хотела, да и после нескольких литров ларкоса вряд ли могла. Она скорее не шла, а выписывала замысловатые зигзаги, несколько раз резко приседала прямо на дороге, чтобы справить нужду. Дважды мне пришлось поднимать мадам с земли. В конце-концов, она указала пальцем в сторону и сказала, что когда я пройду в арку, увижу площадь.
Смеркалось. Оригинальности мне не занимать, но действительно наступал вечер и один вид тягучей мрачной темноты сменял другой, ещё более мрачный и тягучий.
Я прошла в арку и увидела площадь. В центре стоял памятник мужчины, которого тошнит, внизу был пустой бассейн. Похоже на фонтан. И… это похоже на Сартра. Они сделали памятник Сартру!
Опершись на борт бассейна лежали два пьяных человека, но ни один из них не походил на моего дядю. Я решила обойти площадь.
Здание справа украшали горгульи. Вместо глаз у них проделаны отверстия, в которых горел огонь. У некоторых огонь вырывался прямо из клыкастой пасти.
