Веселый ветер. Записки мореплавателя - страница 9

Читатель, если ты никогда не был в Валенсии, очень рекомендую посетить. Старинные средневековые башни с зубцами вперемешку с красивыми зданиями в стиле модерн, но не просто модерн, а с каким-то неописуемым испанским колоритом. Соборы. Средневековые каменные мосты через речку Турия. Река высохшая, а в русле разбит парк. В парке велодорожки, теннисные корты и даже футбольные поля. Идешь по мосту, а внизу, там, где должна быть река, играют в футбол. Очень необычно. На каждом углу кафешки, бары, таверны и опять бары и кафешки. Очень хотелось посидеть за рюмкой кофе и поразмыслить о скоротечности жизни. Но, как всегда, было некогда. Жизнь летела, как…. Я уже писал. Надо было возвращаться. Зерно механическим погрузчиком грузят стремительно.

К вечеру погрузка закончилась. Тут же на борту возник Гонсалес Морено и, в моем сопровождении, пошел инспектировать работу. Три трюма были загружены под завязку, кроме первого, где предполагалось установить «стропинг». Пшеница, правда, лежала не идеально ровно, и сюрвейер сказал:

– Чиф, у вас трюма загружены не полностью. Это неправильно.

– Да как не полностью. Больше не загрузить.

Тогда он достал карго-план, нарисованный Аркадием, где на втором, третьем и четвертом трюмах было написано слово «Full», то есть «полный», и начал в него тыкать.

– У вас тут написано «фуль», но это не «фуль». Вы же сами написали «фуль». Надо сделать, чтобы было «фуль».

– Вот чучело, – подумал я. И начал объяснять, что больше сыпать нельзя, что, если мы насыплем еще, крышки трюмов могут не закрыться. Что у них есть ребра жесткости, которые мешают.

– Не знаю. Написано «фуль», значит должно быть «фуль», продолжал свое Гонсалес Морено. Так мы препирались минут тридцать. Я от него уже устал. Испанского языка мне уже не хватало на такое общение и хотелось сказать исключительно по-русски все, что я думаю про таких сюрвейеров, про таких Хулио и про таких Морено. Вокруг нас собралась небольшая толпа, которая с интересом прислушивалась к нашему спору. Среди них был старший стивидор, которому уже хотелось ехать домой, но он не мог этого сделать до окончания погрузки, и я попросил его сыпануть еще по паре тонн в каждый трюм. Но только по паре, не больше. А боцману сказал позвать палубную команду и разравнивать верхний слой, чтобы трюма закрылись.

Все это было проделано, трюма насилу закрылись.

– Ну вот, – сказал я – Больше чем есть «фуль», не сделать. Не ехать же с открытыми крышками.

Тут Гонсалес Морено внезапно смилостивился и согласился:

– Ладно. Пускай будет так. Теперь мне нужен «стропинг» в первом трюме. Сам приеду проверять.

После ужина Мастер собрал весь экипаж в столовой команды.

– Осталось последнее. Установить «стропинг». На работу выходят все.

И тут появились недовольные. В основном это были старые мотористы, токарь и третий механик, которые, кстати, составляли судовой профсоюзный комитет. Они начали ворчать про нерабочее время, про почему как всегда именно они, про тяжелую судьбу советского моряка и про недостойную оплату труда.

– Эта работа будет оплачена чеками ВТБ. – сказал Платов. – Я заверяю вас, что лично пойду в ХЭГС (хозрасчетная эксплуатационная группа судов) подписывать документы. Кто не желает участвовать, могут не участвовать, но на оплату они тоже пускай не рассчитывают.

Эта пламенная речь несколько охладила пыл партии недовольных и на работы дружно вышли все. Буфетчица встала на вахту у трапа. Было уже темно, матросы включили прожекторы, и работа закипела. Расстилали брезент, таскали доски с тамбучины в трюм, сколачивали их, крепили найтовами. Через пару часов в первом трюме был установлен настил из досок, на котором можно было танцевать фламенко ну или матросский танец «яблочко». И тут опять появился Гонсалес Морено. Я с гордостью показал ему на наше творение. Сюрвейер спустился в трюм, походил туда-сюда, потопал ножками, как будто хотел станцевать чечетку, вылез и сказал,