Весна100 - страница 2

Ира, не дожидаясь моего ответа, продолжила:

– Мне вот очень нравится. Я нахожу его атмосферным. Единственное что, – Ира указала на пустой пьедестал, – жаль, что какой-то музы не хватает.

Я опустил глаза. На ум сразу стали приходить фотографии старого Невишка. Того самого – чистого, аккуратного и гордо смотрящего в будущее, – когда всё это только строилось в старую эпоху. Того самого Невишка, в котором ни я, ни кто-либо из моих сверстников никогда не жил.

– Мельпомены… – внезапно пробормотал я.

– Что?

Я перевёл свой взгляд на изумлённую Иру:

– Тут нет Мельпомены. Я слышал, что её украли во время развала, сдали на цветмет.

– Ого, ты так хорошо знаешь историю?

– Дело не в этом. Просто я всегда считал Мельпомену своей музой, – я посмотрел на пустой пьедестал, – и всегда хотел вживую увидеть эту статую, а не только на фотографиях.

– А Мельпомена, это муза чего? За что она отвечает?

– Это муза трагедии…

Я вновь посмотрел на Иру. Она глядела на меня с улыбкой, которая, наверное, выражала иронию:

– Да, мне стоило догадаться.

Взяв пива и чипсов, мы пошли в особое местечко, именуемое в народе: «Светлый Двор». Огромное треугольное пространство, укрытое по периметру грядой из высоких панелек. Сам по себе двор не был плоским, а представлял собой некий каскад уровней, сплетённых лабиринтом бетонных стен и лестниц. Всюду присутствовали ржавые и погнутые заборчики, а также детские площадки ещё более скверной сохранности. В Светлом Дворе было много деревьев, которые, ввиду своей многочисленности, летом создавали сплошную тень. Но и зимой они неплохо укрывали посетителей двора от посторонних глаз. Мы с Ирой устроились на скамейке в укромном углу одного из уровней.

– А ты не знаешь, почему этот двор называют светлым? – спросил я, доставая сигареты.

– Ещё до войны тут вроде располагалось поместье некой барыни Светланы Луческу, – Ира взяла сигарету из протянутой мною пачки.

– До какой войны? – попытался уточнить я, подпаливая ей сигарету.

– Я не знаю, мне бабушка что-то такое вскользь рассказывала.

Подпалив сигарету и себе, я сделал первую затяжку.

– Типа, говорящее имя? – подытожил я, выдыхая дым.

– Походу, – Ира затянулась и посмотрела на меня, – Возвращаясь к музам, я что хотела спросить, написал ли ты что-нибудь новое?

– Пару стишков. Могу потом показать.

– Да. Я очень этого хочу.

Мы разлили пиво по стаканчикам и неспешно смаковали каждый глоток. Я посмотрел вокруг. Было нечто неописуемо сказочное в Светлом Дворе на закате. Над нами было грязное розово-лиловое небо, с редкими прожилками бирюзового. Нежный свет неба заполонял собой всё пространство и, казалось, что теней не было вовсе. В некоторых местах двора стояли облезлые бетонные статуи старой эпохи, которые гармонично вписывались в окружение. В тот момент я действительно задумался о природе притягательности подобного окружения. Снобы высокомерно прозвали это: «эстетикой ебеней». С названием я полностью согласен, в конце концов, лучше и не скажешь, но я не нахожу его уничижающим. Любопытно другое, чем же эта эстетика так подкупает. Быть может, нечто подобное люди испытывают, посещая руины сгинувших цивилизаций и городов. Сама тень былого величия сияет, а мы как раз являемся частью этих обжитых руин. Или другой вариант: я просто не видел ничего другого в своей жизни и любуюсь родным болотом. Я сделал ещё один глоток пива и вновь осмотрел своё окружение, внезапно поняв, что оба варианта не противоречат друг другу.