Ветер Эрина - страница 76



Из-за кого, хотелось бы спросить, носителей древнего языка в живых не осталось? Впрочем, изобретатель к этому отношения не имел. Когда Орден начал истреблять всех носителей магии и всю о ней память, таланийца ещё даже на острове не было. Приятнее от этого он не становился.

– Хорошо, – ответил Мерон за них обоих.

Таланиец протянул ссохшуюся кисть с длинными узловатыми пальцами.

– Ах, на моей родине принято скреплять договор рукопожатием, – пояснил он.

Чародеи по очереди пожали ему руку. Изобретатель улыбнулся ещё шире, лицо уже готово было треснуть как у настоящего ползучего гада.

– Что ж, вот в этой книге, – он хлопнул ладонью по пухлому тому на столе, – есть перечень всех имеющихся текстов с указанием места. Стеллажи пронумерованы, полки также. Если вам понадобится делать записи, на столе номер шесть есть листы бумаги, чернила и перья.

Он пожелал гостям хорошего дня и удачной работы прежде, чем уйти. И уже у дверей обернулся.

– Ах да, стеллаж номер двадцать пять пуст, так как в нём хранились чертежи и мои личные записи. Я не счёл удобным их показывать. Надеюсь, это не проблема?

– Не проблема, – сухо ответил Ронан.

Размышления изобретателя чародеев интересовали в последнюю очередь. Дверь захлопнулась, оставляя их в пустом зале. Лишь продолжал доноситься приглушенный гул работающей фабрики.

– Ты ведь не говорил ему, зачем мы здесь?

– Мы ведь и сами не знаем, что собираемся искать, – вздохнул Ронан, беря со стола учётную книгу. – Предлагаю начать поиски с текстов на древнем языке, там и шанс должен быть выше найти что-то стоящее.

Текстов оказалось пугающе много. В ордене, конечно, поначалу состояли чаровники. А чаровники, как правило, учились у чародеев, всё же попытка обуздать магический дар своими силами сродни попытке поймать огонь голыми руками. Но многие записи оказались старше самого ордена. Как и когда эти записи к ордену попали мог рассказать разве что сэр Аодхан. А он уже никому ничего не расскажет. Да и вряд ли стал бы это делать при жизни.

Командор Южного крыла ордена свои дела держал в строгом секрете. А когда выяснилось, что в Костяном замке он укрывал фейри, то не осталось ни замка, ни сэра Аодхана, ни всего Южного крыла. Не спасло и то, что фейри благородный служитель Святой Эльмы прятал отнюдь не из альтруистических побуждений. Бесконечные пытки для выявления предела выносливости являлись самым безобидным, что творилось в его застенках. Но командиру Чаду О’Коннару на причины было плевать. Предатель должен поплатиться, как и все преданные ему воины. Удивительно даже, что собранную библиотеку не сожгли.

Книги расположили на полках по темам. В основном они касались изучения фейри и природы магии, представленные размышлениями натурфилософов. Чуть меньшую часть составляли записи со слов друидов, вряд ли сделанные добровольно, о старых богах и традициях. И свидетельства очевидцев, столкнувшихся с проявлениями волшебства. Труды же на древнем языке были рассортированы по первому символу названия, в одном только изобретателю ведомом порядке, поскольку привычному алфавиту он не соответствовал. Это несколько затрудняло работу. И в целом, Аодхан умудрился собрать намного больше, чем чародей ожидал. Учитывая обстоятельства, это и радовало, и пугало одновременно.

Всякие пространные размышления древних чародеев Мерон откладывал в сторону сразу, едва взглянув на первую страницу. Такого он начитался предостаточно ещё за годы учёбы и точно знал, что кроме стариковских жалоб там можно отыскать разве что воспоминания об их юных приключениях. Но одна тетрадь его всё же заинтересовала, перевитая шнуром, в потёртом кожаном переплёте. Её автор себя не называл, что уже было странно для сохрадорса, они обычно подписывали даже камни, по которым однажды прошли, и сама манера ведения записей оказалась не типичной. Перечень заклинаний, их краткое описание и способы применения, ни исторической справки, ни размышлений о смысле жизни. Сухие четкие факты, будто в книге рецептов. Заклинания простые, но все Мерону не знакомые, вероятно, автор тетради придумал их сам. Все заклинания обращались к Морриган, богине смерти, изменения и перемене формы, что могло указывать на авторство чаровника, а не чародея. Природа их дара позволяла освоить лишь одну стихию.