– И тут пусто, – бухтел МакНулли сквозь зажатую в зубах трубку. Колечки дыма венчали его рыжую макушку расплывчатым нимбом. Ни девки румяные были в той светлой голове, ни о славе бессмертной грезил парень, ни о срубе с хозяйством его заботы были. Скрытый народец – вот что тешило и влекло молодца. С измальства тянуло Людвига ко всему, что не вписать в порядок обыденности, что выходило за контуры понимания.
Пронизывающий ветер свистнул в лицо. Вдали, на горизонте, высилась огромная грозовая туча с вылинявшими краями. Под ней отражением простиралась озерная гладь. И было то озеро так велико, что самой короткой дорогой вокруг него ехать без малого двадцать восемь верст! Пустоши Орлиного Озера гордо носили свое название. Надвигался ливень. Долго ли, коротко ли, а к вечеру хмурники40 дотащат тучу к Пустошам, собьют в нее туман, наполнят водой с помощью радуги, истолкут железными цепями лед, превращая его в град, и уж тогда как обрушатся из дырявого тучевого подола щедрые дожди на долину! Промокать до нитки второй день к ряду МакНулли не горел желанием, как нынче горели его щеки, отливая нездоровым румянцем. Хворь захватывала молодое тело нитками грибницы. Не обращал внимания его хозяин на первые позывные беды. Иное ум терзало.
Высыпал Людвиг из споррана41 на длань горсть залежавшейся муки. Голодный ветер вмиг слизал подношение, унося его высоко в облака. Едва ли столь жалкая подачка оградит парня от гнева непогоды. Точно не с его везением! МакНулли не счастливилось неделю. Не изволила благоволить Макошь, явно решив, что Людвигу и без того живется неплохо. Полное безрыбье начинало угнетать. Либо фейри в Схен «зверь» редкий, либо Людвиг растерял сноровку. Первому противоречил утренний незнакомец с обвесом, а во второе верить просто не хотелось.
– Что такое не везет и как с этим бороться?
Поскреб молодец ожог давнишний на подбородке, коей не давал бороду отпустить (росла та плешью), вздохнул горестно и сложил обратно мятую-перемятую карту. Хоть вешайся. Позади позолоченной кроной шуршал высоченный каштан. МакНулли многозначаще окинул дерево неумолимо жаждущим взглядом мшистых глаз и решительно достал из сумки веревку. Подумал, убрал и выгрузил железные «кошки», коими бортники пользуются.
Залез Людвиг на самую верхушку огромного дерева, притаился в сухой листве, выудил трубу подзорную и айда окрестности обозревать.
– Высоко сижу, далеко гляжу, – мурлыкал верхолаз себе под нос, ястребом зоркоглазым озираясь по сторонам. Старый каштан был столь высок, что Пустоши Орлиного Озера лежали пред ним, как на ладони: вот тебе чащобы дремучие Гнилого леса, степи и луга разливные, топи опасные. То тут, то там ленточки рек блестят меж медных земель. Вон Козлиная река бежит, а чуть поодаль в лесок Жабий Хвост тянется. Теплые Пастбища по левую руку. Лавовое поле по правую. Посредине Баранья гора. А над самой чащей, задевая крылами макушки сосен, воронье кружит. А макушки-то, поглядите-ка, не целые! Поломанные, точно ветер лихой им «шапки» посбивал! Ток поди ураган-то давно в здешние края не захаживал.
Быстро-быстро у МакНулли сердце забилось, загудело в голове, весь он задрожал от предчувствия чего-то стоящего. Убрал трубу, метку в карте навесу черкнул, куда далее путь-дорогу держать, и давай скорее с дерева спускаться. И настолько Людвиг спешил, что едва успел на землю ступить, как «кошкой» за корень каштана зацепился и носом ту землю и пропахал.
