– Право, я не вполне уверен, что ими можно думать… – Понимал МакНулли, что лопочет ерунду несусветную. А попробуйте-ка сами беседу непринужденную с фейри озленной вести! Затруднительно, знаете ли! – Признаю, идея оказалась плохая.
– Плохая идея – ссать против ветра! А это полный зашквар!
– ЧТО ЗА БЕСОВЩИНА ТУТ ТВОРИТСЯ?!
Взбелененный Охотник стоял в нескольких аршинах от разразившейся кутерьмы. Выглядел тот поистине жутко, озираясь из стороны в сторону стеклянными безумными глазами. Охотнику свезло, куда больше фейри. Не угодил он под снаряд тяжелый в лице Людвига – отскочил. Вдобавок и нож на ружье сменить успел.
– Оссподи, что же ты, летун, на него не грохнулся, а? Вот это было бы доброе дело!
Вылезла наконец фейри из-под МакНулли. Вскосмаченная и дюже злющая. На заднюю ногу тварь приметно ковыляла. Свихнула? Сломала? Ей, поди, не убежать теперь! И все из-за него! Опять из-за него.
Рассудив здраво, что на сегодня источник его глупостей не иссяк, подскочил Людвиг и тварь пришибленную собой заслонил. Тишина повисла над лесной поляной. В тишине той раздался стук отчетливый, с коим столкнулась о землю чья-то отвисшая челюсть. И не сказать никак наверняка, кто в сей миг обомлел больше: фейри, Охотник или сам Людвиг.
– Эй, ты, это, чаво…, – растерялся Охотник. – Малец, ты часом не блаженный? Ты на кой под дуло лезешь?! Поди прочь! Не порть мне охоту!
– Извините, не могу. Вы же ее убьете!
– Дык в том и суть охоты! Ты на голову упал? – прищурился мужик. – Не видишь, кто то?! Да сия гадина тебя первым хлопнет, стоит дать слабину! Сваливай, по-хорошему, кому говорю! Иначе я за последствия не ручаюсь.
– Нет, она…
– А волчий сын прав. Слушал бы старших – дольше бы прожил.
Как ворожбой опутанный, уставился МакНулли на чужую руку. На руку тощую, с ногтями обломанными, с полосами под ними грязи черными. На руку с венами вздутыми и костяшками сбитыми. На руку такую настоящую и такую человеческую. На руку твердо, сжимающую нож, колющий МакНулли под ребро.
Вот оно значит, как. Кому-то сегодня не избежать породниться с болью. И, видать зря, мнилось молодцу, что он в конце списка.
– Не рыпайся, подзалупник рыжий, от проколотого легкого издыхать долго и погано, – будничным тоном молвила фейри.
Чужое дыхание опалило шею. Встали волосы на затылке дыбом. Разрывало желание нестерпимое деру дать, но не мог Людвиг и шагу ступить. Стоял и жадно слушал, как притаившаяся на кривом суку вербы кукушка, не то смеясь, не то плача, отбивала свое бесхитростное: ку-ку… ку-ку… ку-ку… А за спиной, в каждый позвонок, отдавался стук стороннего сердца. И стучало то сердце неумолимо быстро. «Как у пойманной птички», – пронеслось в голове Людвига.
– Вона, справься у того бредкого51 выпоротка. Он у нас по части резни большо-о-ой мастак! Все уши прожужжали мне, говна мешок!
– Оборотнюха! – то ли вопросил, то ли обличил Охотник. Такого поворота событий мужик явно не ожидал.
– «Оборотнюха» это девка по залету, ссанина ты безмозглая!
– Она баггейн, – зачем-то педантично поправил МакНулли.
– О, ну хоть один образованный труп сыскался!
– Спасибо! Погодите-ка, что?!
– Тьфу, а я говорил…
– Да-да, мы подонки и выродки, ты безусловно прав! – рассеянно, как заправский лицедей, отозвалась оборотень. – Мужик, ты нудный, что трындец!
– Нужно было сразу башку тебе прострелить!
– Да ла-а-адно! Умная мысля приходит опосля?
Нервно переступил Людвиг с ноги на ногу. Далеко не глупым парнем он был и разумел, что перемелют его, аки зернышко, попавшее в мельничьи жернова, и даже не заметят. Помыслил было МакНулли упасть малодушно в обморок, но мигом отбросил идею сию соблазнительную. Быть может, ему по силам еще что-нибудь сделать?
