– Кажется, дело патовое. А давайте-ка разойдемся с миром? – робко предложил Людвиг, загодя не чая успех. – Или я воспользуюсь минувшим советом и свалю. Скажем, вон туда, в кусты…
– Стоять, тру́сдар52, – в голосе баггейна прозвучала и нежность, и сталь. Свободная от оружия рука до синяка сдавила Людвигу плечо, не позволив двинуться с места. —Мясному щиту слово не давали. Этот паплюх53 косорукий едино выстрелит, дык пущай об тебя, сопляка, дробь стопанет. Не все мне шкурку портить!
– Ой, нехорошо…
– Не робей! Иль не у тебя здесь на подвиги свербело? Получи – распишись! Геройская, мать его, смерть! В лучших традициях!
– Справедливо…
– Знать не знаю, что за балаган вы тут учудили, а без трофейной головы сей заразы языкастой я не уйду, – внезапно заговорил Охотник, которому порядком надоело молча наблюдать за сим спектаклем. – Не серчай, парень, самому тошно признать, но тварь дело говорит. Я и так, и так выстрелю. Наивным дураком больше, наивным дураком меньше.
Решительно дуло ружья нацелилось Людвигу в грудь. И все, о чем мог молодец думать пред своим расстрелом, как мало в жизни ел. Нажрал бы себе брюхо, глядишь, и впрямь не прошла бы пуля на вылет. А нынче какие шансы?
– Понеслась коза по грядкам, – страдальчески простонала фейри, а после очень тихо и очень строго шепнула МакНулли в самое ухо, от чего у последнего по телу побежали мурашки: – По моей команде: лежишь и не отсвечиваешь, усек?
– Что?
– Атас!!!
Шаровой молнией пронзила боль бок и вспыхнула металлическим вкусом под языком, ровно за миг, прежде чем оглушительный выстрел в дребезги разбил лесную тишину. Взметнулись в небо перепуганные птицы. Недовольно зашумели кронами растревоженные деревья. Оборвала кукушка свой счет. Сколько та успела накуковать прожить Людвигу? Обсчиталась, как пить дать.
А вокруг широко разливался запах иссушенной осенью травы. Темной, злобой напитанной. Людвиг опускается в нее. Людвиг тонет во тьме. Мелькает белый саван. Отливают медью бойкие кудри. Догони-догони. Не догнал. Опоздал. То, что посеял в прошлом, прорастает бедой. Всегда. Ты ведь знал? Конечно, знал. Иначе что ты тут забыл, пропащая душа? Людвиг пропадает.
Глава 6. Лозняковое Болото
Глупый мальчик бежал по дорожке. У глупого мальчика подкосились ножки. Вдруг упал с дорожки, переломал ножки. Заплутал он в чаще. Выл он от несчастий. Звери облизнулись, звери усмехнулись. Глупый, глупый мальчик, порванный на части.
Близ Пустоши Орлиного Озера тянулось глухое лесистое болото. Много миль земли сожрала поганая топь. И молва о ней ходила недобрая: чай, забредет кто туда ненароком – человек ли, зверь ли – сгинет без следа. Звалось сие гиблое место Лозняковым Болотом.
Но, что та марь для дважды проклятой души? Болото пересечь, что поле перейти! Юшка с кочки на кочку перескакивает, во мху тропку отыскивает – в трясине увязнуть не страшится. Чует звериным нюхом, где гнила водица, а где сыра земля. А Охотнику приходится несладко. Кругом глушь да мочажина, осока и пушица высокие, кустарники колючие. Каждый шаг может обернуться последним, коль не разглядишь заветную тропу.
Фейри убегать и не спешит. Подоспел черед зверя «нагуливать себе аппетит». Сделает два проскока и замирает, ждет. Ей и оглядываться нет нужды. Вон он, плетется родимый: трещат ветки брусники, чавкают промокшие броги, устало хрипит глотка, скрежещут зубы. Последняя дробь ушла в молоко. Бесполезное ружье висело на плече мертвым грузом. Оборотень скалится. Ишь, упертый какой выискался! Иной бы плюнул да взад повернул, покамест медленную, но верную гибель не сыскал. Утопнуть в болоте – смерть гнусная, уж Юшка знает! Скольких она здесь за пару веков схоронила? Кто считает!
