Анисья. Кажется, уйди Микита, не стану на свете жить.
Матрёна. Дело молодое. Легко ли! Баба ты в соку, с таким осмётком жить…
Анисья. Веришь ли, тётушка, постыл, уж постыл мне мой-то кобель носастый, и не смотрели бы на него глаза.
Матрёна. Да, уж это дело такое. Глянь-ка сюда. (Шёпотом, оглядываясь.) Была я, ведашь, у старичка этого за порошками, – он мне на две руки дал снадобья. Глянь-ка сюда. Это, говорит, сонный порошок. Дай, говорит, один – сон такой возьмёт, что хоть ходи по нём. А это, говорит, такое снадобье, если, говорит, давать пить – никакого духа нет, а сила большая. На семь, говорит, разов, по щепоти на раз. До семи разов давай. И слобода, говорит, ей скоро откроется.
Анисья. О-о-о… Что ж это?
Матрёна. Приметки, говорит, никакой. Рублёвку взял. Меньше нельзя, говорит. Потому, ведашь, добывать их тоже хитро. Я свою, ягодка, отдала. Думаю, возьмёт, не возьмёт, Михайловне снесу.
Анисья. О-о! Да може, что худое от них?
Матрёна. Чему худому-то быть, ягодка? Добро бы мужик твой твёрдый, а то что ж, только славу делает, что живёт. Не жилец ведь он. Много таких-то бывает.
Анисья. О, ох, головушка моя бедная! Боюсь я, тётенька, как бы греха не было. Нет, это что ж?
Матрёна. Можно и назад снесть.
Анисья. Что ж их, как и те, в воде распущать?
Матрёна. В чаю, говорит, лучше. Ничего, говорит, неприметно, ни духу от них нет, ничего. Тоже человек умный.
Анисья (берёт порошки). О, о, головушка моя бедная. Пошла бы разве на такие дела, кабы не жисть каторжная.
Матрёна. А рублёвку-то не забудь, я пообещалась старичку занесть. Тоже хлопочет.
Анисья. Уж известно. (Идёт к сундуку и прячет порошки.)
Матрёна. А ты, ягодка, потеснее держи, чтоб люди не знали. А коли что, помилуй Бог, коснётся, от тараканов, мол… (Берёт рубль.) Тоже от тараканов идёт… (Обрывает речь.)
Явление одиннадцатое
Те же, Пётр и Аким. Аким входит, крестится на образа.
Пётр (входит и садится). Так как же, дядя Аким?
Аким. Получше, Игнатьич, как бы получше, тае, получше… Потому как бы не того. Баловство, значит. Хотелось бы, тае… к делу, значит, хотелось малого-то. А коли ты, значит, тае, можно и того. Получше как…
Пётр. Ладно, ладно. Садись, потолкуем.
Аким садится.
Что ж так? Аль женить хочешь?
Матрёна. Женить-то и повременить можно, Пётр Игнатьич. Нужда наша, сам знаешь, Игнатьич. Где тут женить. Сами живота не надышим. Где ж женить!..
Пётр. Судите, как лучше.
Матрёна. Женить тоже спешить некуда. Это такое дело. Не малина, не опанет.
Пётр. Что ж, коли женить – дело хорошее.
Аким. Хотелось бы, значит, тае… Потому мне, значит, тае… работишка в городу, работишка выпала, сходная, значит…
Матрёна. Ну уж работа! Ямы чистить. Приехал намедни, так блевала, блевала, тьфу!
Аким. Это точно, сперначала она ровно и тае, шибает, значит, дух-то, а обыкнешь – ничего, всё одно, что барда, и значит, тае, сходно… А что дух, значит, тае… это нашему брату обижаться нельзя. Одежонку сменить тоже можно. Хотелось, значит, Микитку дома. Пущай оправдает, значит. Он пущай дома оправдает. А уж я, тае, в городу добуду.
Пётр. Хочешь сына дома оставить, оно точно. Да забраты деньги-то как?
Аким. Это верно, верно, Игнатьич, сказал это, значит, тае, правильно, потому нанялся, продался – это пусть доживат, значит, а вот только, тае, женить; на время, значит, отпусти коли что.
Пётр. Что ж, это можно.
Mатрёна. Да дело-то у нас несогласное. Я перед тобой, Пётр Игнатьич, как перед Богом откроюсь. Ты хоть нас с стариком рассуди. Заладил, что женить да женить. А на ком женить-то, ты спроси! Кабы невеста настоящая, разве я своему детищу враг, а то девка с пороком…
