«Викторианский сборник»: к юбилею Виктории Мочаловой - страница 16
Четвертая героиня повествования – единственная дочь Зарецкого, Лидия Андреевна: «…крошечная, миниатюрная фигурка с большими голубыми глазами, с вьющимися белокурыми волосами, с востреньким носиком, с пунцовыми губами и с ямочками на белоснежных щеках»[45]. Находится в неизменной тени окружающих – отца, который фактически сослал ее в пансион подальше от дома[46], и Нади, тешащей собственную гордыню, будучи защитницей и опекуншей девушки, стоящей гораздо выше по социальному статусу.
Все герои, как мы видим, русского, славянского и европейского происхождения. В повествовании нет ни единого еврея. Однако в каждом из названных героев имеются шаблонно еврейские черты (если принять за шаблон антисемитскую и/или бульварную литературу). Зарецкий – заносчивый и безосновательно чванливый банкир, который обладает единственным умением – делать деньги из воздуха на бирже. Роше умен, но ненавидит приютивший его народ, движим лютой злобой по отношению к ближним[47]. Надя очаровывает мужчин внешностью, обеспечивает себе место в обществе физической притягательностью[48]. Даже Лида – миниатюрная и нервная до болезненности – выглядела бы вполне еврейкой, стоит лишь сменить цвет ее волос и глаз на черный, равно как изменить форму носа. Чтобы связанные с героями аллегории заработали привычным образом, не хватает совсем малого – простого указания на еврейское происхождение героев или более скромно выраженной связи с евреями. Таких деталей, повторимся, нет. И это отсутствие красноречиво. Ковнеру важно показать: если бы перед читателем предстал Ротшильд, Гинцбург или, скажем, Дизраэли, то повествование казалось бы ясным до схематизма. Однако меняется ли характер поступков героев, их оценка только от того, что их совершает не Ротшильд, а Зарецкий или Роше?
Впрочем, еврейские прототипы за спинами героев повести все же найти можно. Влюбленность, кража денежных средств, бегство на поезде, заграница как пространство мечты и избавления, начала новой жизни – представления не только героев повести, Нади и Роше, но и самого Ковнера и его на тот момент возлюбленной – Софьи Кангиссер. Озлобленность Роше на окружающий мир, решение отомстить своему благодетелю путем кражи и удара по репутации – это опять-таки из жизни Ковнера, который после хищения средств писал управляющему банка:
Я не мог простить Вам, что Вы вознаграждали меня вместе с мальчишками, тупыми и безграмотными, что Вы не удостоили меня своего внимания, и я стал думать о мщении. <..> и я отомстил, Вы теперь будете посмешищем, и я торжествую, потому что когда вижу, что такой отвратительный эгоист, как Вы, такой бездушный, тщеславный, безграмотный, оторванный от национальности и человечества, полусумасшедший жидок опозорен и сброшен со своей воображаемой высоты, то это великое торжество для многих истинно мыслящих людей[49].
Злоба Роше проистекает из личного опыта Ковнера. Но даже если перед нами автобиографическое письмо, то оно все-таки «автофикшен», где биографические элементы перестроены в рамках нового сюжета. Вывести судьбы героев повести из биографии Ковнера и Кангиссер не получится. За несколькими общими мотивами и характерными словами обнаруживаются не менее значимые различия. Зарецкий, например, сохраняет свою репутацию в обществе, даже предстает невинной жертвой, причем Роше и Надя заведомо дают ему такую возможность: