Впихнув в салон лохматую Белку, брат Саня взобрался в вахтовку последним, и машина поехала на выезд из посёлка, накатанной колеёй в пять километров. Собака улеглась в проходе, смежила веки и чутко подрагивала ушами. Рыжую лайку Ершов нагло похитил на прииске «Фестивальный», куда ездили ледовой дорогой отовариваться под Новый год. На новую кличку собака уже отзывалась, но за хозяина брата Саню не признавала. Проживая при доме горных мастеров, охотно питалась из любых рук и шла за всякими ногами, обутыми в мохнатые унты либо валенки. Данное обстоятельство мешало приручить собаку и порождало насмешки.
– Чем дольше наблюдаю за людьми, тем уважительней отношусь к животным. Как успехи, младой кинолог? – не преминул съязвить Моряк, по-детски любознательный бич. – Дефективным недоумкам разъясняю: кинология есть научная дисциплина по выучке и размножению крадёных собак! – Моряк не выносил езды молча и готов был пострадать, но затеять разговор.
– Откатись и топай! – зло буркнул вспыльчивый Ершов, откровенно презиравший пытливого скопидома. Винчестер непроизвольно весь напрягся, готовый вступиться за брата.
– А обучающий кошек как называется? – спросил Серёга Мазай. Встрял своевременно; добавь Моряк едкое слово и стычки бы не избежать; брат Саня бывал порой задирист как пьяный мушкетёр.
– Кончай базар! – грубо вмешался дюжий проходчик звероподобного обличья, старший по кузову. Он благоволил к Ершову. – Сейчас я расскажу, какие специалисты в нашем концлагере томились! – Папа Коля полжизни провёл в острогах воспитательных ведомств, прошёл такой искусственный отбор – не приведи господи! Устными байками затмевал любого, кроме злоречивого выдумщика Моряка. Предвкушая занятный рассказ, едущие присмирели; россказни бывалых мужей обыкновенно интересны.
– В узилищах тоже достойные люди сидят! – веско произнёс Папа Коля. – Всяких жориков и фраеров я там перевидал. Под моими нарами доктор физико-математических наук отдыхал. Молодой, а донельзя рассеянный теоретик; обитал внутри себя, не добудиться. Но я про другого мыслителя вам расскажу. Приезжают однажды к нам в зону с далекого прииска. Ключи потеряли от сейфа, а взрезать его автогеном – навсегда изувечить вещь! – в неторопкой манере своей повествовал рассказчик. Привлёк внимание публики и, вынув из кармана папиросы, принялся неторопливо прикуривать, выдерживая необходимую паузу.
– Обратились к лагерным командирам: так, мол, и этак, срочно надобен знающий мужик. По воровским статьям немало разного люду томилось. Но особо средь них славился Угрюмый, признанный шниффер сажонного роста. На царство короновать, да несносный молчун. Реплику скажет и неделю немотствует как утерявший дар речи. Однако в системах запорных отменно мараковал. В тяжёлой работе постиг конструкцию и особенность всякого секретного замка. Ведущий специалист, образно говоря, союзного значения…
– Да, не томи ты душу, Папа Коля! Ближе к делу сказывай! – не вытерпел словесной тягомотины Моряк.
– Слушай, приткнись, а! Спешить надо знаешь когда?! – озлился бронтозавр, не терпевший, когда встревали. На Моряка зашикали: да, уймись ты, неугомонный!.. Папа Коля с паузной задержкой речи, будто припоминал напрочь позабытое, назидательно изрёк: – Если штаны на морозе снял; чтоб яйца, звякнув, не отпали!..
Вызвали Угрюмого к лагерному хозяину. Поначалу заерепенился тать, напуская блатную дурь. Но осмотреть сейф на месте, конечно, согласился. Грешно от любимого занятия отлынивать. Выделили надёжную охрану и как президента на спецмашине повезли. В конторе прииска Угрюмый взглянул на сейф и потребовал оставить их наедине. При свидетелях не творю! Заунывное бормотание навроде речитатива молитвы слышали стоявшие за дверьми. Сейф отворил, а профессиональный секрет не выдал, и замок рабочий не нарушил!..
