Виноградники в цвете - страница 32



– Ну… нет, ты права, Сусанна, я понимаю, но…

– И никаких «но»! Привыкнешь. Потом понимать не будешь, как могла раньше одна жить и в пустой квартире находиться.

– Это по собственному опыту? – поинтересовалась я.

– Почти. Бабушка рассказывала. Она так все умела описывать, будто ты сама это пережила!

– Понятно.

– Тогда не грусти. Лучше подумай, что ты сегодня приготовишь своему Петракову на ужин?

И до звонка мы с Сусанной обсуждали мое семейное меню.

А потом, поздно вечером, когда Петраков вкусно поужинал, исполнил свои супружеские обязанности и довольный, заснул невинным, глубоким сном младенца, я вышла на лоджию, закурила и позвонила Ирке.

– Да! – рявкнула она в трубку. – Казакова, на часы глядела?

– Ага. Одиннадцать. А твои сломались?

– Та – ак! Это что-то новенькое! Че случилось, лапа моя?

И я все рассказала Ирке. Про книжки. Про то, как Севастьянов у меня остался на ночь. Про то, как его увидел Петраков. Про то, как Петраков ревновал и интересовался суставом Севастьянова. Про то, что Севастьянов сказал мне за чашкой кофе.

– Мне это не нравится, Казакова, – сказала Ирка, на удивление, выслушав меня, ни разу не перебивая.

– Что именно-то, Ир? – осторожно спросила я.

– Все! Твой Максим Севастьянов мне не нравится!

– Почему? – искренне удивилась я.

– Мутный какой-то тип. Ты же ничего о нем не знаешь. Только то, о чем он тебе соизволил рассказать, да и то, правда ли, ложь ли?

– Ты конкретно о чем, Ир?

– Да вот о его травме. Петраков прав. Твой Севастьянов что, мутант? Плечо не может вылечить?

– Откуда я знаю! Может, просто не считает необходимым.

– Ты там проверь все же, Казакова, что за травма у твоего принца. Может, у него в самом деле протез?

– Прекрати, Ир! Еще тепло, у Макса машина, он ходит в одной футболке и его руки я отлично разглядела. Это не протезы, уверяю тебя!

– Да?

– Да! И ходит он, не прихрамывая!

– Но узнать все же нужно. Что там за травма у него такая?

– Вот, Ир, а ты недостатки в нем какие-то нелепые ищешь. Так вот же он – недостаток! Его травма.

– Тебе, значит, стали нравиться убогие?

– Не подражай Петракову!

– А ты тогда узнай, в чем дело. Может, у него протез вместо члена! Или одно яичко.

– Ир, не начинай!

– Ну, на худой конец, ой, прости, я не то имела в виду, – вдруг у парня одна почка.

– Ир, ну, не начинай, а!

– Ты сама позвонила, – парировала Ирка.

– Ир, да ты пойми, мне все равно, какая там у него травма! Пусть хоть одно яичко! Ясно одно, какая-то травма есть. Да и фиг бы с этим. Мне интересно другое. Нравлюсь ли я Севастьянову или я все это сама себе нафантазировала, а?

– А тебе что сказать?

– Правду!

– Не блажи. – Ирка чем-то захрустела. – То, что Севастьянов с тобой флиртовал, – это факт. Имеет место быть. Выложил тебе хоть и часть правды, но ведь выложил! А зачем ему о себе преподу рассказывать? Если только зачет получить? Но ведь он отлично учится. Потом, он сам вызвался тебе помочь с книгами, а ты ведь вежливо работала при этом кукушкой.

– Это как?

– Да так! О, сейчас десять, не поздно? О, уже одиннадцать, может, поздно! Так?

– Ну, как-то так.

– Вот! И потом, самое интересное, Севастьянов не ушел от тебя, а остался тебя стеречь. Просто рыцарь! А вот потом, после разговора за кофе, возможны вариации.

– Какие?

– Ну, например, ты права, и Севастьянов на время поссорился со своей подружкой. Может, приревновал ее. А тут появляется Петраков и Севастьянов понимает, что его подружка не виновата. Там тоже что-то подобное было, он ей не поверил и вот теперь, после, так сказать, наглядного примера, сокрушается. Ты там посмотри, может, у него девушка появится. Значит, старая зазноба, получившая индульгенцию. Это первый вариант. Второй. Возможно, Севастьянов хотел закрутить с тобой роман, но тут появляется твой фактический муж и Севастьянов шмыгает в кусты. И третий вариант – это два вышеперечисленных, соединенных воедино. Я ясно выражаюсь?