– Итак, – послышался голос референдария.
– Пытки запрещены международной конвенцией еще в восемьдесят четвертом году, – напомнила я, пытаясь сфокусировать взгляд на расплывающемся силуэте Дариуса.
– Вы правы, – мне почудилось или на его лице и впрямь мелькнуло подобие улыбки? – Но в данном случае это не пытка, а наказание за ложь. Мира, зачем вы нарушили закон?
– Не могла отнять ребенка у матери, – выдавила я.
Послышался глубокий вздох, а затем разочарованный голос судьи:
– Что ж, это ваш выбор. Мы будем продолжать до тех пор, пока вы не прекратите лгать.
Я хотела было возразить, что сказала абсолютную правду, но не успела. Голову словно зажали стальные тиски. Они давили все сильнее и сильнее, до тех пор, пока в ушах не стал слышен только пульсирующий стук крови. На этот раз все продолжалось около десяти секунд, но мне они показались вечностью. Когда боль прекратилась голова безвольно повисла вперед, и я ощутила горячую струйку, стекающую из носа.
– Надеюсь, на этот раз вы скажете правду, – спокойный, почти ласковый голос долетал до слуха с трудом, оставаясь где-то на периферии сознания.
– Я сказала правду, – мой собственный голос был хриплым и еле слышным.
– Мира… – устало начал Дариус, но я его сразу перебила.
– Нет, послушайте, мне всегда хотелось иметь детей, но у нас с мужем не получалось. А потом врачи сказали, что я бесплодна, – слова вместе со слезами хлынули из меня неудержимым потоком. – Как я могу отнять у другой то, о чем всю жизнь мечтала сама?!
– Наконец-то, – облегченно выдохнул он.
Серебряные нити, удерживающие руки и ноги, тут же рассыпались мелким дождем и, неспособная удержаться самостоятельно, я стала падать. Мужчина тут же подался вперед, подхватывая меня на руки.
Усадив на один из стульев, и заботливо вытерев кровь с моего подбородка, он тут же достал из-под стойки небольшой пузырек и, открыв, протянул мне.
– Выпейте, – в обманчиво мягком голосе отчетливо слышался приказ.
Повинуясь, я в несколько глотков выпила содержимое склянки.
– Похоже на подслащённую воду, – на моем языке остался приятный сладковатый привкус.
– Нектар, – кивнул Дариус. – Он поможет восстановиться.
– А на обед будет амброзия9? – я попыталась усмехнуться, но улыбка вышла вымученной.
– Вы и так бессмертны, – уголок рта бармена дернулся, обозначая наметившуюся улыбку. – К тому же пища вам теперь не нужна. Разве вы не обратили внимания, что не чувствуете голода, жажды, усталости?
– Не знаю, у себя в комнате я пыталась прилечь, но не смогла уснуть, – пожала плечами я.
– Потому что сон вам больше не нужен, как и остальные человеческие потребности. Сейчас вы тянетесь к ним по привычке, но пройдет немного времени, и они забудутся, – пояснил бармен. – Ваши возможности теперь гораздо шире, чем раньше, но разуму необходимо время, чтобы их освоить.
– Тогда зачем вы дали мне этот нектар, если я в нем не нуждаюсь? – спросила я.
– Чтобы ускорить восстановление, пока вы не освоились. Силы вам еще будут нужны, мы не закончили урок, – ответил Дариус.
– Опять будете меня распинать? – в моем голосе сквозил страх, перед возможностью вновь испытать боль.
– В этом больше нет необходимости. Вы сказали то, что я хотел услышать, – ответил он.
На мой недоуменный взгляд, бармен пояснил:
– То, что мучило вас. Вы назвали. Проговорили. Произнести вслух – означает признать.
– Неужели? – это простое объяснение искренне изумило меня.
