Мой отец не был сталинистом, но он, как и многие очевидцы сталинской эпохи, ко всей этой разоблачительной кампании Хрущева отнесся резко отрицательно: «Сталин, конечно, был палач, – помнится, говорил он мне тогда, – но среди большевистского отребья, окружавшего в те годы Ленина, он был не худшим мерзавцем. Если бы к власти в двадцатые годы пришел Троцкий, то о газовых камерах мир бы узнал на пятнадцать лет раньше. Сталин осуществлял основное направление борьбы с инакомыслием, а конкретные репрессивные действия на местах проводили малообразованные карьеристы вроде Хрущева, которые таким образом избавлялись от конкурентов».
В 1930-е годы отец присутствовал на одной краеведческой конференции, где перед собравшимися архивистами выступал палач-цареубийца Юровский. Отец рассказывал, что, слушая сладострастное смакование Юровским подробностей убийства царя и членов его семьи, он испытывал физическое омерзение.
По мнению отца, среди большевистской верхушки только трое – Сталин, Маленков и Молотов – верили в коммунистическую утопию. Для значительной части этих стойких большевиков-ленинцев партия была всего лишь местом личного обогащения.
– Посмотри, – говорил мне отец, – на мемориальные квартиры всех этих большевистских вождей, всех этих Кировых и прочих, и ты увидишь, что жили они похлеще любых буржуев.
О том, что и сам Никита Хрущев был отнюдь не безупречен и принимал активное участие во многих репрессивных акциях сталинской эпохи, говорили многие. Среди знакомых моего отца было много сотрудников различных архивов из Украины. Они помнили и рассказывали о тех страшных временах конца тридцатых годов, когда Хрущев занимал пост первого секретаря ЦК КП(б) Украины. Сотни тысяч людей были репрессированы в годы его руководства Украиной. Людей без суда и следствия арестовывали и увозили, и во многих случаях это происходило с личного ведома сталинского палача Хрущева. О чистке партийных рядов, которые в тридцатые годы в Москве устроили Ежов, Каганович и Хрущев, рассказывали пожилые партийцы-москвичи. К тридцать седьмому году Хрущев с помощью Ежова практически убрал всех секретарей райкомов партии в Москве и области, всех наиболее способных руководителей, которых он рассматривал как своих конкурентов.
Уже позже, во времена так называемой горбачевской перестройки, стали появляться публикации, авторы которых (Борис Сыромятников, Павел Судоплатов) в своих воспоминаниях рассказывали о происходящих в тридцатые годы событиях, в частности о репрессиях в Москве и на Украине, проводимых по инициативе Хрущева.
Так, один из очевидцев этих событий писал, что Хрущев непосредственно контролировал ход арестов высшего партийного руководства в Москве, регулярно названивал руководству Московского управления НКВД, чтобы еще более ужесточить репрессии. «Москва – столица, – обращался Хрущев руководству Московского управления НКВД, – ей негоже отставать от Калуги или Рязани». Хрущев был одним из главных инициаторов закрытия церквей и репрессий против их служителей. Рассказывали, что Хрущев предлагал Сталину сделать Красную площадь местом публичных казней – расстреливать на площади священников и тех, кого тогда называли ревизионистами и троцкистами; поэтому некоторые из партийцев называли за глаза Хрущева Малютой Скуратовым.
В памяти народной Хрущев оставил о себе плохую память: кукурузная кампания; экспроприация домашнего скота в личных подсобных хозяйствах и последующий за этим массовый забой скота в деревнях; подавление восстания в Венгрии; строительство Берлинской стены; расстрелы мирных демонстрантов в Новочеркасске и Темиртау; передача Украине Крыма, чтобы перетянуть на свою сторону украинскую партийную номенклатуру. А была еще хрущевская денежная реформа, когда «хрущевские фантики» сменили «сталинские портянки», в результате миллионы людей «погорели» на облигациях.
